Наконец патроны кончились, и наступила тишина.
Сливочников, кряхтя, приковылял от будки и, посмотрев на обоих лежащих, сказал Сереже Егорову без особых эмоций:
– Оба "двухсотые". Давай сюда автомат! Скажу, что я стрелял. Я-то при исполнении, а тебе в эти дела влезать незачем. Могут быть проблемы. Или, может быть, сказать, что Антоха стрелял? Надо подумать. Посмотри: у тебя синяка нет на плече?
Егоров, не говоря ни слова, только пожал плечами. Они оба были ветераны реальной войны и понимали друг друга с полуслова.
Сливочников взял у Егорова автомат, не торопясь, вставил новый магазин и так же не спеша, пошел по обочине дороги к джипу. Егоров с минуту смотрел ему вслед, а потом повернулся и пошел, больше уже не оборачиваясь, по проселку в сторону деревни. Он почему-то знал, что все кончено и уже не чувствовал никакого волнения. Он, наконец, сделал то дело, которое должен был сделать. Это было продолжение и окончание того боя, который он начал тогда один в своем "бэтре". Он ожидал этого окончания очень долго, и теперь, наконец, все закончилось. Он испытывал большое облегчение. Те, кто должны были умереть, умерли, а он продолжал жить, и через месяц у него должна состояться свадьба.
Не доходя до джипа метров двадцать, Сливочников спрыгнул в канаву на противоположной стороне дороги и начать подходить очень медленно, направив ствол автомата на разбитую машину. Подойдя совсем близко, он увидел, что слева двери в машине закрыты, а люди в джипе сидят вроде бы как неподвижно. Мимо по дороге промчалась какая-то задрипанная легковушка, типа "Москвича", сначала слегка притормозила, но потом, увидев вооруженного милиционера, дала по газам. Сливочников ждал. Действительно, никакого движения внутри
"Чероки" не наблюдалось. Явно слышно было только журчание: пробило бак, и бензин лился на землю.
Оказалось, что практически все пули попали в джип, высадив заднее стекло и сразу убив в затылок одного из пассажиров, которого называли Полковником, и смертельно ранив в шею водителя, который, умирая, навалился на руль, кинув машину в кювет. Сидевший с ним рядом боевик Рашид потерял сознание от удара и был убит какой-то из последних пуль, разорвавшей ему горло. Его кровь, будто густая черная грязь, еще выдавливалась из раны на шее, как паста из тюбика.
Сдутые подушки безопасности лежали на панели приборов белыми окровавленными медузами.
Капитан обошел машину сзади и справа. Боковые стекла с этой стороны были выбиты. Телохранитель Полковника лежал в машине на заднем сиденье с совершенно изуродованным лицом, хотя явного попадания в голову не было видно. Он тоже был мертв. Одни глаз его был закрыт то ли кровяным сгустком то ли грязью, другой – страшно пронзительно смотрел куда-то вверх – сквозь крышу. Толстая золотая цепь лежала у него поверх окровавленной рубашки.
Передняя правая дверь джипа была распахнута. Кроме журчания бензина, в оглушительной тишине капитан услышал, как с пальцев убитого боевика на коврик капает кровь, и увидел, как она сворачивается прямо у него на глазах в вишневое желе.
На полу за передним креслом, прямо в крови лежала довольно объемная спортивная сумка. Капитан, потянув за молнию, раскрыл ее и увидел пачки денег в прозрачных полиэтиленовых пакетах: долларов,
"евриков" и рублей, перетянутых резинками. Денег было явно очень много. Если по долларам, то все в основном были сотки, номинал евро
Сливочников как-то не запомнил, потому что в них не понимал, и российские деньги тоже были – в основном красные пятисотки и голубые тысячные купюры. Сливочников сначала похолодел, а потом его бросило в жар. Он тут же вспомнил, как смотрел вчера на купола и как просил денег. "Что я такого Тебе сделал, и что теперь мне нужно сделать для
Тебя?" – вдруг вслух тихо спросил он. Он, как и Сережа Егоров, будто вдруг почувствовал прикосновение Бога или причастных к нему сил. И вопрос брать или не брать деньги был вовсе не таким уж простым.
Ситуация была такова: он попросил, и ему дали. Да, таким вот жутким образом. Это не была разбитая инкассаторская машина, или потерянные каким-то растяпой чужие капиталы. Лежавшие перед ним деньги не принадлежали никакой государственной организации – это были в большинстве своем даже не рубли. Это были финансы преступной группировки, может, и вовсе не из этого города. А может быть, это искушение? Сдать их? Капитан прекрасно знал, что все это будет описано и мгновенно куда-то исчезнет. К тому же отказаться от этих денег означало отвернуться от протянутой ладони. Там ведь могут сказать: "А зачем тогда просил?" и второй раз точно не будет дадено.