Читаем Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной? полностью

Мы все как с ума сошли с этим "Роял Альбертом". Я экономила деньги, отец работал сверхурочно – и делали мы это лишь потому, что водружение на полку новой тарелки или соусника делало маму настолько близкой к ощущению счастья, насколько это вообще было возможно. Счастье по-прежнему было по ту сторону стеклянной дверцы, но она, по крайней мере, могла смотреть на него через стекло, подобно заключенному, которого навестил горячо любимый и желанный человек.

Она хотела быть счастливой, и я полагаю, во многом поэтому я и приводила ее в такую ярость. Я просто не могла существовать в космической помойке с наглухо закрытой крышкой. Не зря ее любимым хоралом был "Господь изверг их прочь", а моим – "Возрадуйтесь, святые божьи".

Я его до сих пор пою, и благодаря мне все мои крестники и друзья его тоже знают. Он абсолютно нелепый и смехотворный, но в то же время я думаю, что он замечательный. Вот о чем там поется:

Возрадуйтесь, святые божьи,

Вам не о чем переживать,

Вам больше нечего бояться,

Вам больше не в чем сомневаться,

Вас Иисус пришел спасать!

Зачем же плакать и стенать?

Вы завтра утром пожалеете

О том, что веры не имеете.

Вот так и было – мама за пианино голосит "Господь изверг их прочь", а я в угольном погребе распеваю "Возрадуйтесь, святые божьи".

Беда с приемными детьми в том, что вы никогда не знаете, что вам достанется.

Жизнь у нас в доме проистекала слегка странно.

Пока мне не исполнилось пять, я не ходила в школу, потому что мы жили в дедушкином доме и ухаживали за умирающей бабушкой. Школа не вписывалась в этот распорядок.

[Образование в Великобритании является обязательным для всех граждан в возрасте от 5 до 16 лет. Учреждения дошкольного образования часто организуются совместно со школами для младших школьников и носят общее название "Primary schools". Дети могут посещать такие школы с того момента, как им исполнится 2-3 года.]

Бабушка все болела, а я привычно взбиралась к ней на кровать, стоявшую в гостиной. Окнами комната выходила в розовый сад, в ней было светло и красиво. Я всегда просыпалась первой в доме.

Поскольку дети часто хорошо ладят со стариками, я любила пробираться на кухню, залезать на стул и делать весьма неуклюжие сэндвичи с джемом и сливками. Моя бабушка только такие и могла есть, потому что у нее был рак горла. Мне они тоже нравились, но мне вообще нравилась любая еда, а кроме того, в это время по кухне не слонялись Мертвецы. А может, их могла видеть только моя мать.

Когда сэндвичи были готовы, я тащила их на высокую, большую кровать – мне было года четыре, наверное, а потом я будила бабушку, и мы их ели, и пачкали все вокруг джемом. И читали. Она читала мне, а я читала ей. Я хорошо читала – ничего удивительного, если учесть, что моей первой книгой была Библия... но я с самого начала любила слова.

Она купила мне всю серию книг Кетлин Хейл про рыжего кота Орландо. Он был очень жизнерадостным и совершенно апельсинового цвета.

Это было славное время. Однажды в гости пришла мама моего отца, и мне представили ее как мою бабушку.

- У меня уже есть одна бабушка, – ответила я. – Мне другая не нужна.

Я очень обидела этим и ее, и папу, и это стало еще одним доказательством испорченности моей натуры. Но никто не потрудился понять мои маленькие математические выкладки: иметь двух мам означало, что первая ушла навсегда. Так почему две бабушки должны были означать что-то другое?

Я так боялась потерь.

Когда бабушка умерла, первой это обнаружила я. Я не понимала, что она мертва. Я просто поняла, что она больше не читает историй и не ест сэндвичей с джемом и сливками.

А потом мы собрали чемоданы и уехали из дедушкиного дома, где было целых три сада, а сразу за ними на крутом холме рос лес.

Мы вернулись на Уотер стрит. В дом "две ступеньки вверх – две вниз".

Я так думаю, тогда-то у мамы и началась депрессия.

Все те шестнадцать лет, что я прожила дома, мой отец либо отрабатывал смену на заводе, либо был в церкви. Такая у него была жизнь.

Моя мать не спала по ночам, а днем пребывала в депрессии. Такая у нее была жизнь.

Я ходила в школу, в церковь, гулять в холмы или тайком читала. Такая у меня была жизнь.

Я рано научилась таиться. Не показывать, что у меня на душе. Скрывать свои мысли. Если уж моя мать однажды решила, что я происхожу из Не Той Колыбели, то все, что бы я ни делала, только поддерживало ее в этом убеждении. Она выискивала во мне признаки одержимости.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука