Очень хорошее дело – общее народное пение. Помню, в Троице-Сергиевой лавре за ранней литургией пел весь народ. Пение было простым, спокойным, без напряжения, все было мирно, молитвенно. Ощущался монастырь! Но потом по праздникам и воскресеньям появился платный смешанный мужеско-женский (!) хор. И пение приобрело совсем иной, понятно какой характер. Невольно вспоминаются скорбные слова архиепископа Вениамина (Федченкова) о причинах такого церковного пения: «А мы?.. Нам скучно… Мы и в церкви ждем услады светским пением, театральными «концертами», забавами. Мы и храм превращаем в театр… Боже, помилуй нас!» Нередко во время
В свое время еще Святейший синод принимал решения против так называемого партесного пения в храмах. Патриарх Алексий I (†1970) неоднократно говорил о недопустимости концертного пения за богослужением, и его выступления печатались в Журнале Московской Патриархии. Но ничто не помогло. Как только возникает хор, то соблазн «итальянщины» побеждает регента едва ли не на каждом шагу. И не так уж часто можно встретить более-менее приемлемый хор, с нормальным, спокойным, без фокусов, без игры и оглушительных криков (в адрес Бога) церковным пением. К сожалению, регенту, который не знает, что такое молитва, и думает только о музыке, а не о богослужении, всегда хочется изобразить что-то новенькое, что произведет впечатление на публику – о молитве речь не идет. И такое бывает даже в монастырях!
Хочется еще заметить: нельзя подпевать хору. Это очень мешает молиться окружающим.
Возможно ли современное литургическое творчество?
После II Ватиканского собора Католической церкви в ней активно началось литургическое творчество. Приходилось видеть мессы (литургии) в западных университетах, которые длились десять-пятнадцать минут. Нередко это происходило в небольшой комнате, где сидела молодежь, один играл на гитаре, тут же сочинял молитвы, все пели. Затем пастор всех причащал. Вот такое там началось литургическое творчество. И теперь в Католической церкви появилось множество новых литургических текстов, которые создают люди разного образовательного, интеллектуального и, главное, (без)духовного уровня. Так продолжается разрушение католичества изнутри.
В православных богослужениях и даже в литургии есть некоторые элементы, которые можно изменять, и это делается отчасти. Например, чтение Апостола, Евангелия, паремий на русском языке, количество стихир, канонов и другое. В связи с новыми канонизациями пишутся новые богослужебные последования. Но есть и то, что изменять нельзя. Это касается прежде всего евхаристического канона литургии. В любом случае вопросами каких-либо изменений или дополнений, касающихся богослужений и особенно литургии, может заниматься только компетентная церковная комиссия по решению священноначалия, результаты деятельности которой затем рассматриваются высшими церковными органами. Только такой серьезный подход может гарантировать положительные результаты литургических изменений.
Можно ли перевести литургию на современный русский язык?
Думаю, что литургия в основном не требует перевода, поскольку ее язык очень близок современному русскому и понимание быстро приходит, если верующий чаще начнет ее посещать и будет внимательным к тому, что поется и читается. Ведь всем понятно: «Господи помилуй», или «Тебе, Господи», или «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию…». Но правда, что почти никому не понятна Херувимская песнь: «Иже херувимы тайно образующе…» Однако ее текст настолько традиционен, что менять его просто невозможно. И в данном случае единственный выход – ее объяснение. Сейчас достаточно публикаций, в которых дается полное истолкование литургии.
Хорошо бы – и это не запрещается – читать во время богослужения Апостол и Евангелие на русском языке, но традиция чтения на церковнославянском настолько сильна, что соблюдение ее считается более важным, чем донесение до прихожан смысла читаемых слов Самого Христа и апостолов. Слово Божие даже читается лицом не к народу, а к алтарю – Господу Богу. И это мало кого беспокоит.
Если же говорить в целом о переводе богослужения со славянского на русский язык, то для этого был бы нужен, наверное, сам Пушкин. Как он переложил великопостную молитву Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота моего» – помните стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны…» – это же просто замечательно! Но где мы найдем нового Пушкина, который перевел бы наши богослужебные тексты? Поэтому говорить о таком переводе просто невозможно. Да он и не очень нужен, поскольку славянский язык неизмеримо глубже, красивее и духовнее нынешнего русского языка.