Но почему, не могла взять в толк девушка, Баннус оставил ей возможность разговаривать с четырьмя голосами в свободную минуту? Может, он вовсе о них не догадывался? Ну нет, Баннус столько всего знал о Виерран, что должен был знать и о голосах. Наверное, сообразила она, причина была та же самая, по которой ей позволили прослушать собственное сообщение, записанное на кассете. Баннус хотел, чтобы она точно знала, какие фокусы он выкидывает.
А вот почему он этого хотел… Под конец повествования у Виерран действительно просветлело в голове. Между той Виерран, что спокойно, в раздумьях, сидела на кровати в мотеле, и той, что работала в подвале Дома Равновесия, пролегла пропасть. Та Виерран десять дней назад думала, что планирует восстание, забавлялась рискованными шутками с Правителями, составляла аккуратные списки всех, кого Слуга убил, и считала себя в полной безопасности! Она играла с огнем – так ей казалось. Но тут Правитель № 1 взял и бросил ее в этот самый огонь.
«Да, играла!» – горестно призналась себе девушка. Баннус был не единственным, кто играл, – но он, по крайней мере, играл всерьез. А вот Виерран играла и своими чувствами, и чувствами Слуги. Избалованная девица из высших классов, она сидела себе взаперти и бредила насилием, убийствами, секретными заданиями – всем тем, от чего жизнь ее защищала, и все это представлялось еще более захватывающим, поскольку сам Слуга вел себя спокойно и цивилизованно. Когда он впервые появился в подвале в своей алой униформе – к слову сказать, совсем ему не шедшей! – Виерран была изумлена, увидев, какой он мягкий и робкий и как он сам удивлен, что в подвале вместо обычного робота трудится человек. Девушка мгновенно осознала, что Слуга находит ее привлекательной, необычной, хотя – думала она теперь – это, возможно, объяснялось всего лишь тем, что она охотно с ним заговорила. Тогда Виерран сразу почувствовала в нем жуткое одиночество и боль. А теперь она вспоминала об этом с горьким раздражением. Жалость! Жалость нужна счастливым людям, чтобы смотреть сверху вниз на несчастных! Важно было другое: Виерран спустилась со своих вершин – спустилась в трущобы, подобно тому как Правительница № 3 снизошла до Земли, – и поняла, что увлеклась Слугой. Именно Слугой, а не мужчиной.
Потом Баннус аккуратно преодолел волю Правителя № 1. Виерран вспыхнула, и ее щеки запылали еще сильнее при воспоминании о том, как она висела на том дереве, болтая ногами прямо перед лицом Мордиона. Оставалось только надеяться, что Мордион видел в ней девочку двенадцати лет, которой она тогда себя считала. Да, двенадцати. Энн думала, что ей четырнадцать, но Виерран прекрасно помнила, что, когда впереди маячил ее тринадцатый день рождения, она старалась обхитрить себя – и остальных, – приговаривая: «Мне пошел уже четырнадцатый год!» Такая взрослая! Маленькая идиотка. Но Баннус также преодолел и обучение, которому подвергся Слуга, и смог показать девушке Мордиона как человека – точнее, целую палитру Мордионов: от того, кто окружал заботой Чела, до того, кто так легко и умело свернул шею кролику.
Виерран закрыла руками горящее лицо и затрепетала. Она бы никогда не осмелилась снова приблизиться к Мордиону.
«А может, ничего этого не было на самом деле», – подумала она с надеждой. Но все это было. Приглядевшись внимательнее, она заметила, что ее брюки и блузка во многих местах разорваны, что в них полно зацепившихся сучков, ведь она забиралась на дерево и продиралась сквозь лесную чащу. Эти прорехи были более или менее замаскированы иллюзией целой ткани – отчасти в интересах Правителей, – но все же, если знать, как смотреть, можно было заметить беспорядок в одежде девушки. И – Виерран медленно и неохотно подвернула штанину – рана на ее колене тоже никуда не исчезла. Она была глубокой и неровной, но теперь по большей части превратилась в твердую коричневую коросту; та шелушилась и обнажала новый розовый шрам. Судя по состоянию раны, девушка получила ее десять дней назад. Неужели Мордион пробыл в том ящике неделю, предшествовавшую их встрече, а Баннус убедил его, что он провел там целые века? Нет, Виерран не хотела этого знать. Единственное, в чем она не сомневалась: она больше никогда не увидит Мордиона.