Зачарованный киллер-2

Выйдя у гостиницы «Октябрьская» я поднялся на третий этаж. Я уже пользовался услугами этого агентства. И пока я шел, мысли меня посетили те же. Наверное, думал я, эта гостиница по сей день принадлежит государству. Иначе, чем объяснить тот факт, что в отеле, расположенном в центре города, половина площади отдана не богатым гостям, а чахлым агентствам и фирмам посреднических (а следовательно, в России — мошеннических) услуг? Я знал один государственный гастроном, принадлежащий какому–то «…коопу» или «…торгу». То ли — «рыб», то ли — «воен». Так я специально туда ходил, когда испытывал ностальгию по СССР. Одна единственная касса, куда обязательно надо отстоять очередь, ленивые продавщицы, взирающие на посетителей, как на досадное недоразумение, полупустые полки, отсутствие упаковочной бумаги (не говоря о пакетах) и обязательный вопль кассирши: «Мелочь давайте, мелочь, нету у меня сдачи!». Эта гостиница напоминала мне тот гастроном.

Я вошел в агентство и безропотно заплатил говорливому юнцу 200 рублей. За это он дал мне распечатку с адресами, которую ввел в компьютер из свежего номера газеты «Из многих рук в одну руку». Зато отсюда можно было переговорить с хозяевами (вернее — хозяйками, такое впечатление, что вся сдаваемая в аренду недвижимость в Москве принадлежит женщинам. Недалек тот час, когда у наших дам начнут отрастать бивни).

Мальчик, упрятав с подчеркнутой небрежностью, деньги в ящик стола, подключился к звонкам. Он звонил со второго телефона, разговаривал требовательно и высокомерно. Он явно напрашивался на чаевые. Чаевых я ему не дал, зато царственным жестом отказался от квитанции о получении основной суммы. Уже выходя я услышал, как скрипнул ящик стола. Клерк не надеялся на стабильную зарплату, полагаясь на себя больше, чем на владельцев фирмы.

Грозный, декабрь, второй год перестройки

Я вышел на проспект и у кинотеатра быстро поймал частника. Меня ждал вокзал, трудности посадок на любой поезд, лишь бы быстрей, не было. Так я и сделал, а через 40 минут поезд нес меня в Краснодар, на юг. Уютно устроившись на верхней полке плацкарты, я прикрыл глаза и попытался проанализировать случившееся. Я уже начинал жалеть о своей активности, возможно, они с самого начала преувеличивали мою роль в связи с беглой невестой, теперь же я дал им подтверждение их опасений. Впрочем, кто знает, что лучше — вышел бы я из гаража живым после того, как узнал о них? Что теперь гадать. Кроме них, меня вскоре может начать разыскивать милиция. Хотя милиция Грозного скорей спишет это дело, чтоб не вешать на себя лишнее, как несчастный случай. Особенно, если не будет близких или родственников погибших. А у таких охламонов, как сержант или гражданский, родственники могут быть только в аду, среди хвостатых с копытцами. Другое дело, что мафия может сознательно стимулировать милицию, чтобы разыскать меня с их помощью. Такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счета. В любом случае мне следует затаиться, страна велика, а возможности чеченцев ограничиваются их страной и Москвой, где они чувствуют себя еще вольготней.

А девчонку все же жаль… Красавица… Хотя… что я о ней знаю. И, будь честен, тебя к ней влекло не только сочувствие или желание помочь. Как это часто бывает с мужиками (настоящими мужиками) твои поступки процентов на пятьдесят стимулировал особый орган, расположенный ниже живота. Но, красавица, черт меня побери!..

Черт меня не побрал. Тогда я решил отвлечься, так как ни спать, ни есть не хотелось. В спешке я не купил в дорогу никакого чтива; покопавшись в дипломате, я вытащил лишь свою злосчастную тетрадь, так болезненно напоминавшую про неволю. Я раскрыл ее в середине и сразу бросилась в глаза выписанная сентенция:

«Человек, бездействующий, когда на его глазах совершается несправедливость, гораздо более преступен, чем тот, кто ее совершает».

Да, похоже, что и в тюрьме я был розовым идеалистом, если такое записывал. Что там дальше, интересно?