Зачарованные тропы

Эйб не возмущался претензиям Тригса и Гаргона по той простой причине, что вовсе и не стремился сохранять лидерство над этими двумя. В городе, до провала, сотрудничество было взаимовыгодным. Эйб умел хорошо выбирать места для засад. Тригс заманивал туда простаков. Гаргон же был незаменим в тех случаях, когда "Веселым Лезвиям" попадался кто покрепче да поноровистее. Сейчас же Эйб не видел никакого смысла в том, чтобы и дальше действовать сообща. Прежняя жизнь закончилась, а в новой никто из них не имеет выгоды от того, что рядом пасутся еще и два былых подельника. Гораздо проще было бы каждому двинуться дальше по собственному пути. Сам Эйб именно так и намеревался поступить. Ставить об этом в известность Гаргона и Тригса он, правда, пока не спешил – могли ведь и пришить, посчитав предателем. А могли просто продолжить таскаться за ним повсюду, скуля о том, как же несладко им приходится. Дальнейшее участие этих двоих в его жизни не было нужно Эйбу ни под каким соусом.

Невдалеке от рассевшихся вокруг костра неудачливых грабителей возникло в жухлой черной траве какое-то движение. Повернув голову, главарь "Веселых Лезвий" увидел нечто вроде небольшого пыльного вихря. В следующий миг тот начал расти и быстро достиг трехметровой высоты. Эйб вскочил на ноги и выхватил свой тесак. Гаргон отложил вертел и, привстав, потянулся к дубине. Только Тригс остался сидеть, точно его зад прирос к земле. Изо рта бородатого грабителя падали непрожеванные кусочки мяса.

На глазах у биланских изгнанников происходило нечто необъяснимое. На краю поляны, где они собирались провести нынешнюю ночь, возникла громадная каменная дверь. Ничего хорошего это бандитам не сулило – просто в их положении ни одно событие не могло сулить ничего хорошего.

Спустя мгновение биланцы сообразили, что стали свидетелями некоего магического акта. Скорее всего, какой-то чародей перемещался таким образом в пространстве. Никто из троих никогда прежде не видел магического портала, но имевшихся знаний о волшебстве "Веселым Лезвиям" хватило, чтобы понять – сейчас они наблюдают как раз нечто подобное.

Вот только о том, кто появится сейчас из-за этой двери, никаких знаний у них не было, и быть не могло. События последних месяцев отучили людей от мысли о том, что маги могут быть исключительно добрыми. Незваный гость вполне мог оказаться черным колдуном или кем еще пострашнее. "Веселые Лезвия", и без того привыкшие высматривать опасность даже там, где ее и в помине не было, прекрасно это осознавали.

Тригс наконец стряхнул с себя оцепенение, кряхтя поднялся на ноги, и извлек из ножен длинный стилет. Размеры двери, впрочем, намекали на то, что стоящий за ней может и вовсе не понять, что это Тригс держит в руке…

Дверь начала отворяться. Бандиты ожидали, что из-за нее ударит яркий слепящий свет. Что ж, то был один из наиболее распространенных стереотипов, связанных с волшебством.

Никакого свечения они не увидели. Картина была прямо противоположной – глазам Эйба и его подручных предстало что-то вроде темного каменного коридора, дальняя стена которого была еще выше двери.

А на фоне этой стены стоял какой-то человек. Впрочем, являлся ли он человеком, оставалось пока неясным…

Незнакомец был не столь огромен, как предполагали биланцы. Но все равно производил довольно грозное впечатление. Ростом он превосходил любого из троих бандитов, а шириной плеч вполне мог потягаться с Гаргоном. Тело пришельца покрывало странное одеяние серо-зеленого цвета. Ленточки, лоскутки, бахрома – точно он явился сюда прямиком с карнавала, устроенного в столичной Магической Академии. Но трудно было представить себе, что в присутствии этого человека кому-то захочется петь и веселиться…

Чародей сделал несколько шагов по направлению к замершим у костра людям. Дверь за его спиной начала закрываться. Захлопнувшись, она мгновенно исчезла – словно ее и вовсе не было. Лишь полтора десятка черных смерчиков покружились пару секунд у ног незнакомца и опали.

Маг подошел к огню, скользнул взглядом по напряженным лицам изгнанников и произнес длинную фразу на незнакомом им языке. Эйб покачал головой и пожал плечами, давая пришельцу понять, что его речь звучит для них как тарабарщина.

Лицо долговязого волшебника не выражало никаких эмоций. Эйб не был мастером художественных описаний, но если бы его вдруг попросили создать литературный портрет стоявшего напротив человека, главарь бандитов написал бы, что лицо пришельца выбито на листе железа каким-то невероятно сильным чеканщиком. Или отлито из бронзы в подгорных мастерских Хранителей камня.

Взгляд незнакомца казался обращенным вовнутрь – но грабителям-неудачникам было ясно, что чародей внимательно наблюдает за происходящим вокруг. И видит при этом гораздо больше, чем позволяет обычное зрение.