За минувшие с той поры годы я повзрослела. Занавешенные черной материей проемы, нарушавшие единообразие одной из стен моей комнаты, не вызывали у меня таких же сильных чувств, как некогда в монастыре кармелиток. Они лишь возбудили мое любопытство. Что скрывали эти портьеры? Я попробовала вначале их раздвинуть, но мне это не удалось: сшитые из плотного полотна, они не были снабжены кольцами, скользящими по металлическому карнизу, как это бывает в домах у обычных, не приобщенных к «высшей мудрости» людей, с которыми мне доводилось общаться до сих пор. Тогда я попыталась приподнять край ткани, как будто прикрепленной к стене. Благодаря образовавшейся узкой щели мне удалось заглянуть за штору, но моему взору предстала лишь темнота.
Такой неожиданный поворот лишь усилил мой интерес, и мне в голову стали приходить самые невероятные мысли. Бог весть какие причудливые фантазии могли зреть в умах сотрудников журнала «Высшая Мудрость»!
Я читала, что в Средние века кандидаты на вступление в некоторые тайные общества подвергались всякого рода необычным испытаниям и что их пытались устрашить диковинными способами. Не было ли, часом, у моих хозяев обычая поступать так же с теми, кто просил у них приюта?.. А что, если эти мрачные панели, за которыми я не сумела разглядеть ничего, кроме темноты, откроют путь какому-нибудь карнавальному шествию «призраков», стоит мне только лечь в постель? Нелепое предположение, что и говорить, однако встречаются такие места, находясь в которых можно ожидать чего угодно. И все же надо было ложиться спать, я устала, да и «завтрак в восемь часов утра» не оставлял мне надежды понежиться в постели. На всякий случай я решила оставить поблизости лампу, чтобы, коль скоро какой-нибудь «призрак» посмел бы проникнуть ко мне в комнату, с громким смехом включить свет. Комната была просторной; ее обстановка состояла из узкой кровати, шкафа, письменного стопа, туалетного столика, двух стульев и кресла. Забыв на время о черных шторах, я принялась рассматривать висевшую над кроватью большую картину, выполненную в светло-голубых тонах. Я с трудом различала то, что было на ней изображено, так как контуры людей и предметов проступали то ли сквозь белесую дымку, то ли полупрозрачную воду... А, это подводный пейзаж! — догадалась я. Раковины причудливой формы, актинии и морские звезды, фантазией художника уподобленные лотосам, покоились на песчаном дне. Присмотревшись, я разглядела три фигуры в длинных, волочащихся сзади одеяниях; судя по крыльям за спиной, это были ангелы. Двое из них стояли в согбенных позах, как люди, собирающие цветы. Уж не составляли ли они букеты из «флоры» океанских глубин?.. Очевидно, тут заключался некий символ, значение которого следовало разгадать. Должно быть, в этом очаге «Высшей Мудрости» все было наделено особым смыслом.
Однако тайна черных занавесок уже исчерпала запас моего любопытства. Даже не попытавшись растолковать картину, я легла в постель и тотчас же уснула.
Горничная разбудила меня в семь часов утра; она принесла чашку чая и печенье. Приведя в действие некий механизм, который я не заметила накануне, она приподняла таинственные шторы, и перед моим взором предстали две застекленные двери, выходившие в тенистый сад. Чрезмерная высота окон объяснялась тем, что сверху их дополняли фрамуги, а темнота, которую я узрела в крошечном зазоре между шторой и рамой, была просто ночным мраком, воцарившимся в саду. Никакой чертовщины!
Испытала ли я разочарование? Я не успела об этом подумать. Горничная напомнила, что
Ровно в восемь часов прозвучал сигнал, созывающий гостей в столовую. Нас было человек десять. Заместительница председателя общества, с которой мы виделись накануне, указала мне место за общим столом и сообщила, что каждый должен взять небольшой поднос и обслужить себя за стойкой, где были расставлены различные блюда, из которых состоял завтрак.
После вчерашнего скудного ужина мне хотелось есть, поэтому я положила себе много еды и уселась на свое место. Поставив перед собой поднос с полными тарелками, я заметила, что привлекла к себе всеобщее внимание, В обществе кандидатов в духовные эфирные создания я производила впечатление гнусной обжоры.
Впоследствии мне сказали, что председательница общества, которая была тогда в отъезде, съедает в день лишь дюжину миндальных орехов, а иногда пару апельсинов. Я позволила себе усомниться в реальности такого чуда, как и в неестественной умеренности в еде моих сотрапезников. Еще неизвестно, какие съестные припасы прятали они в тайниках своих комнат... Внешний облик большинства из них отнюдь не свидетельствовал о том, что они мучают себя голодом.