Однако именно такова ситуация в нашем сне. Не слишком рискованно было бы предположить, что недопустимое содержание сновидения создает необходимость изобрести состояние наготы, которое придает смысл сохранившимся в памяти событиям. Таким образом, ситуация лишается своего изначального значения и используется в чуждых ей целях. Однако мы увидим, что подобное неверное понимание содержания сна часто происходит благодаря сознательной деятельности второй психической системы, и в нем следует видеть фактор окончательной формы сновидения; более того, в развитии навязчивых состояний и фобий сходное непонимание – все еще, конечно, в пределах той же личности – играет решающую роль. Возможно даже определить, из какого источника берется материал для свежего толкования сна. Самозванцем является сновидение, король и есть сновидец, а тенденция к морализированию выдает смутное представление о наличии вопроса в скрытом содержании сна и о запретных желаниях, жертвах подавления. Связь, в которой сновидения появляются во время моего анализа невротиков, доказывает без всяких сомнений, что в основе сна лежат воспоминания раннего детства видящего сон. Только в детстве было время, когда родственники, няни, слуги и посетители видели нас без одежды и мы не стыдились своей наготы[8]. В случае многих более старших детей можно наблюдать, что отсутствие одежды их возбуждает, а не вызывает стыд; они смеются, прыгают, шлепают себя, не обращая внимания на мать, которая их урезонивает: «Фи, как стыдно, ты не должен этого делать!» Дети часто обнаруживают желание показать себя; едва ли возможно пройти по деревне и не повстречать ребенка двух-трех лет, который не поднял бы свою рубашечку перед путником, словно в его честь. Один из моих пациентов сохранил воспоминание о сцене из детства: когда ему было восемь лет, он, раздевшись перед сном, захотел потанцевать в комнате своей маленькой сестренки; ему помешала служанка. В историях детства невротиков стремление обнажиться перед детьми противоположного пола играет важную роль; при паранойе навязчивое ощущение, что за человеком наблюдают, когда он одевается или раздевается, может быть напрямую связано с этим опытом; среди страдающих извращениями есть такие, у кого детский импульс превратился в симптом: это
Детство, когда чувство стыда неизвестно, кажется нам раем, когда позднее мы оглядываемся на него; сам рай – не более чем массовая фантазия детства человека. Вот почему в раю люди наги и не стыдятся этого до того момента, когда в них просыпаются стыд и страх, за ними следует изгнание из рая и начинается сексуальная жизнь и развитие культуры. В этот рай сновидения могут вернуть нас каждую ночь; мы уже позволили себе предположить, что впечатления самого раннего детства (от доисторического периода до примерно четырех лет) жаждут воспроизводства ради самих себя, возможно, без дальнейшей привязки к содержанию, так что их повторение есть исполнение желания. Таким образом, сновидения о наготе есть сны эксгибиционизма.
Ядро сновидения об эксгибиционизме задается собственной личностью, которая проявляется не как личность ребенка, а как та, какой она является в настоящем; идея отсутствия одежды возникает инстинктивно, благодаря наложению многочисленных более поздних ситуаций, когда человек не полностью одет, или в силу цензуры тех элементов, когда добавляется присутствие людей, которых человек стыдится. Я не знаю ни одного примера, когда снились бы истинные свидетели этих детских обнажений: сон едва ли является просто воспоминанием. Как ни странно, те индивиды, которые являются объектами нашего сексуального интереса в детстве, исключаются из всех воспроизведений – в сновидениях, при истерии или неврозе навязчивых состояний; только паранойя восстанавливает наблюдателей и фанатично уверена в их присутствии, хоть они и остаются невидимыми. Те, кем они во сне заменяются, – «многочисленные незнакомцы», не обращающие внимания на предлагаемый им спектакль, демонстрируют именно
Более того, в сновидении эксгибиционизма находит место подавление. Неприятное ощущение от сна есть, конечно, реакция со стороны второй психической системы на тот факт, что сцена эксгибиционизма, подвергшаяся цензуре, тем не менее была успешно продемонстрирована.
Единственным способом избежать этого ощущения было бы воздержаться от оживления этой сцены.