Забытые в небе

Чекист поднял ППШ и нажал на спуск. Автомат выдал короткую, на три патрона, очередь – и поперхнулся. От твари полетели ошмётки, одно из руко-щупалец, которыми оно держалось за перекошенные алюминиевые рейки, отцепилось и повисло куском резинового шланга.

Чекист яростно дёргал затвор – раз, другой. Уцелевшие живые хлысты свистнули, совсем чуть-чуть не дотянувшись до цели – один из чёрных когтей пробороздил щёку, другой зацепил вещмешок, вырвав клок брезента. Командир «партизан» отшвырнул бесполезный автомат и зацарапал ногтями по крышке «Маузера». Но Яцек успел первым – пронырнул под нависшей тварью и в упор выстрелил в круглую, усаженную чёрными крючками пасть. Безглазая голова лопнула, как перезрелый арбуз, руко-щупальца одно за другим отлепились от решётки и существо шлёпнулась на пол. Звук получился такой, будто кто-то с размаху бросил шмат сырого мяса на металлический лист.

– Этот был остатний… последний, пан командир.

Поляк поднял ППШ, передёрнул затвор. Латунный, с закруглённой пулей, патрон отлетел в сторону и весело заскакал по голому бетону.

– Курва мать, так и знал: патрон в диске перекосило! Говорил же, бери ППС…

Чекист не слушал – он медленно отходил от шока.

– Что… кхм… что это было, а?

– Гуттаперчевые пауки. – сказал Егор.

Он подошёл к ближайшей туше и потыкал её трубкой распылителя.

– Шапиро о таких предупреждал. Помните, я рассказывал?..

– Ежели это пауки – чего ж ты его… того… из хрени своей, а? невнятно произнёс Мессер. Его трясло, разряженная мосинка ходила в руках ходуном. – Чего ждал-то, говномётчик?

– Потому что это не совсем пауки. – терпеливо объяснил Егор. Он дважды говорил партизанам о гуттаперчевых пауках. Первый раз в сквере перед ГЗ, когда объяснял «партизанам», какие опасности поджидают их в заброшенных небоскрёбах, второй – меньше часа назад, на привале у подножия башни.

Похоже, не помещал бы и третий раз. И четвёртый. И, может, даже пятый.

«…впрочем, нет. Теперь-то Мессер накрепко запомнит, что это такое – «гуттаперчевый паук». И детям своим расскажет, если они у него, конечно, будут…»

– …точнее сказать – совсем не пауки. Просто называются так. У них даже скелетов нет, какая-то дальняя родня осьминогов и кальмаров. Вот, видишь?

Он пнул тушу ботинком, и та затряслась, словно целиком состояла из студня.

– Понял теперь? Такого хоть целиком спорами обсыпь – проку не будет, хитина-то нет…

– Вот же ж, ихнюю гуттаперчевую мамашу… – Чекист осторожно потрогал располосованную скулу лицо. – И как только мы их проглядели?

– Так мимикрия же! Головоногие все так, что каракатицы, что чернолесские кикиморы. А эти особенно: видишь, даже дохлые меняют цвет!

И верно: подстреленные существа, всего минуту назад покрытые зелёными и бурыми пятнами, на глазах серели, принимая цвет бетонного пола.

Чекист сплюнул.

– Всё ясно. А я-то, тоже хорош: шли, сторожились, держали стороны – всё по учебнику «Бой в ограниченном пространстве… А что атака может быть с потолка, да ещё противник невидимый – нет, об этом не подумал…

Он осторожно пощупал щёку и посмотрел на окровавленные пальцы и повторил:

– Ах, ты ж, маму его гуттаперчевую…

– Дай-ка, посмотрю!

Татьяна решительно отстранила руку Чекиста и заставила его усесться на вещмешок.

– Флягу дайте, только с водой, не с самогонкой!

Она приняла у Мехвода кожаную баклагу и принялась смывать набежавшую кровь с глубокой, через всю щёку, борозды.

– Надо шить! – вынесла она вердикт. – Только сначала иглу бы прокалить, занесём грязь…

– У тебя что, есть хирургическая игла? – удивился Егор. Он порылся в кармане и извлёк зажигалку, сделанную из винтовочного патрона.

– Обыкновенная, швейная. Зато нитки из паучьего шёлка. – ответила девушка. Раны зашивать – лучше не придумаешь. Только надо их продезинфицировать сначала. У кого-нибудь есть алкоголь, только крепкий?

На этот раз к ней протянулись четыре фляжки. Татьяна взяла одну наугад, открутила крышку, понюхала и, предупредив: «сейчас будет жечь!» – тонкой струйкой полила содержимое на развороченное мясо. В воздухе запахло дорогим коньяком. Чекист дёрнулся и зашипел, Мессер с интересом принюхался.

– Сейчас спокойно… – Татьяна проткнула край раны кончиком иглы. Чекист снова зашипел и конвульсивно дёрнулся.

– Терпи, командир, на тебя бойцы смотрят! – она осторожно протянула нитку. – Ещё два шовчика только… И вообще, тебе повезло: сантиметром выше, и остался бы без глаза.

Девушка обрезала нитку позаимствованной у Мессера финкой (разумеется, заранее прокаленной на зажигалке) и ловко, один за другим, завязала три узелка.

– Кончики пусть торчат, потом отрежем. Сейчас забинтуем – и всё, готово!

Чекист попытался оттопырить щёку языком – и скривился от боли.

– А ну не балуй! – строго сказала Татьяна. – Хочешь, чтобы швы разошлись? И так шрам останется поперёк физиономии…

Она разорвала упаковку индивидуального пакета и начала заматывать рану. Чекист мужественно терпел.