Джонни выключил магнитофон. Теперь надо было ждать, окажет ли жидкость свое действие. Но вот полчаса спустя профессор Мэтьюн провел рукой по лицу и потер лоб. Первые сказанные им слова было трудно разобрать, но постепенно его голос набирал силу, слова становились вое разборчивее — так все громче и громче начинает говорить радиоприемник, по мере того как он нагревается после включения.
— Послушай, Джонни, что же это со всеми нами произошло? Я помню абсолютно все, что произошло за эти три дня, но мной владело какое-то оцепенение, я не мог даже говорить!..
Джонни поманил профессора за собой и направился в комнату, где была пишущая машинка. Профессор Мэтьюн, поняв Джонни, заправил в нее свежий лист бумаги.
Прошло некоторое время, пока слово за словом Джонни отстучал весь рассказ о том, что происходило на станции за последние дни. Профессор прочел, долго молчал и наконец сказал:
— Пойдем-ка, старина! Нам предстоит поработать. Прежде всего нужно привести в себя всех наших друзей, а для этого надо их заставить сделать себе уколы. Подумать только — медведь выступает в роли спасителя человечества! Отныне я разрешаю тебе жевать столько табаку, сколько ты пожелаешь. Больше того, я постараюсь доставить сюда для тебя хорошенькую медведицу и впрысну ей в мозг такое же вещество, как и тебе, чтобы твоя подруга была вполне достойна тебя…
А через неделю, когда все обитатели острова Сант-Круа уже окончательно пришли в себя, профессор Мэтьюн и другие ученые уехали на соседние острова Карибокого моря, чтобы и там провести необходимые работы по ликвидации последствий заражения спорами Бемиса.
Медведь по имени Джонни все время проводил в библиотеке. Он вновь принялся за пятый том Британской энциклопедии и вчитывался в раздел «Химия». Он надеялся, что профессор Мэтьюн вернется через какой-нибудь месяц, а может быть, и раньше, и найдет время, чтобы разъяснить ему все непонятные места в тексте. А пока он должен постараться одолеть эту премудрость собственными силами.
Раду Нор, И. М. Штефан
Полет в ионосферу
— Внимание! К полету! — раздался по всему — маленькому ракетодрому энергичный голос инженера Станчу.
Остальные два члена экипажа — физик Штефан Григореску и радист Ханибал Калотэ — кинулись к ракете.
Все трое по внешности резко отличались друг от друга. Инженер Станчу, пилот «Бури», был высок ростом, темноволос; голубые, как весеннее небо, глаза освещали его широкое открытое лицо. Физику было лет сорок; черты его были словно высечены из камня, волосы серебрились на висках, сам он был худой и костистый. Полной противоположностью ему был Ханибал Калотэ — маленького роста, с яйцевидной лысой головой; широкий костюм на нем вздувался от ветра, так что он был похож на воздушный шар.
Они стояли перед поднимающейся кверху взлетной дорожной. Ракета «Буря», со стройным, веретенообразным корпусом и отклоненным назад оперением, целилась носом в облака. Инженер Станчу любовно взглянул на блестевшую под солнечными лучами серебряную стрелу, потом решительным движением открыл дверь и вошел внутрь ракеты. Остальные последовали за ним.
Персонал ракетодрома покинул металлическую эстакаду, закончив последние приготовления. Начальник ракетодрома взмахнул флажком.
В то же мгновение раздался шипящий свист. В какую-то долю секунды «Буря» рванулась вверх, скользя по трем намасленным рельсам. Она почти мгновенно превратилась в точку и исчезла в облаках.
Путешественникам казалось, что огромная сила вдавила их в пружинные кресла и мешала дышать.
Ханибал Калотэ побледнел, и на лбу у него проступили капли пота.
— С какой скоростью идем? — спросил Григореску.
— 7 200 километров в час, то-есть 2 километра в секунду, — ответил инженер Станчу, взглянув на счетчик. — Нужно проверить и остальные данные.
Он нажал кнопку, и вдруг в каюте раздался голос, не принадлежавший никому из них:
— Высота 18 500 метров, температура минус 56, ветер северо-западный, 6 баллов, относительная влажность 2 десятые процента, состав воздуха…
Это были автоматические индикаторы, работавшие по принципу говорящих часов.
— Значит, мы уже в стратосфере, — заметил физик.
В нижний иллюминатор виднелись густые облака, плавающие в тропосфере — зоне, простирающейся иа высоту до 12 километров, где рождаются дожди и грозы, снег и град, где дует ветер и разыгрываются все метеорологические явления.
В прорывах между облаками виднелись контуры суши и моря, реки, казавшиеся синими нитями, и островерхие массивы гор.
Зрелище в верхнем иллюминаторе было необычным. Небо было уже не голубым, а темнофиолетовым, почти черным, и на нем вместе с солнцем все ярче и ярче сияли звезды и серебристый серп луны.
— Это доказывает, объяснил физик, — что три четверти всей массы атмосферы находится уже под нами.
Внешняя температура начала подниматься. На высоте 60 километров самопишущие приборы отметили максимальный ее уровень в 70 градусов, потом она стала быстро, но плавно падать.