Забытые имена

Иногда понимание того, что это всего лишь приспособительная реакция, давалось с трудом.

— Нет, — сказал Поль.

— Не слишком ли ты категоричен?

Поль застонал.

— Послушай, чтоб тебя… Мои проблемы не психологические, они реальны! Если я не смогу выдержать у шеклитов целый год… Или если они сами не выдержат и вышибут меня отсюда, тогда на Землю мне можно будет не возвращаться. Несколько лет назад один тип сорвал весь обмен с Кватрари, когда всего за неделю до окончания испытательного периода он отказался оплодотворять достигшую брачного возраста кватрарианскую креветку. Кватрарианцев это настолько возмутило, что они его вышибли. И теперь доступ к шахтам, где добывают мунго, и к научным дисциплинам Уксоде закрыт для человечества навсегда. Мы уже не сможем иметь дело с расой кватрари. Ну а человек этот, вернувшись на Землю, жил словно прокаженный, пока не застрелился в прошлом году. Я не хочу так кончить!

— Ты в самом деле не хочешь так кончить? — спокойно спросила ящерица.

— Да уж будь уверена, не хочу. Но меня так же мало прельщает и судьба того парня, которому Земля обязана хорошими отношениями с хамдингерами. Он безупречно провел весь срок… а потом умер от острого радиационного отравления. Он теперь всепланетный герой, но так же мертв, как и тот, первый… Мученический венец ради того, чтобы человечество смогло заполучить хамдингские микроволокна и драматические похождения Кликлика! Я хочу всего лишь вернуться… — Поль умолк, поднял ноги повыше над водой и добавил: — Я думаю, тебе следует заняться сейчас своей проблемой: сзади, против течения, к тебе подбирается червь-костолом.

— Мы говорим о тебе, а не обо мне. Что применительно к твоим проблемам может означать приближение ко мне сзади, против течения, чер…

Поль вздохнул и двинулся дальше по бревну, минуя то место, где крутились в водовороте останки роджерианы. «Ума даже меньше, чем у древесной лягушки, — подумал он. — Но все же приятное разнообразие…»

Перебравшись на другой берег, он продрался сквозь заросли высохшего хлопучего терновника к стене ущелья Кулууве, взглянул неприязненно на вертикальную скалу и начал подъем.

«Двенадцать земных дней, — думал он. — Всего двенадцать дней. Только бы продержаться, только бы не совершить чего-нибудь такого… и дело сделано. Может быть, я и держусь из последних сил, но шеклиты, похоже, хотят установления отношений не меньше, чем мы. Что на Земле, интересно, заставляет их меня терпеть? Золото, физика и Бетховен, как оказалось, их не волнуют. Зато очень интересуют редис, игра в блошки и работы Филипа Джеймса Бейли. Не просто интересуют, а прямо-таки будоражат. И кто такой этот Филип Джеймс Бейли?»

Не позволив себе ни одной передышки и отказавшись разговаривать еще с тремя роджерианами, Поль сумел уже к середине утра подняться до верха скалы. Преодолевая последние метры, он услышал голоса, причем его сразу насторожил насмешливый тон доносящихся сверху реплик. Поль задрал голову и на фоне желтого неба увидел силуэты наблюдавших за ним шеклитов.

Он вскарабкался через край скалы и сел, переводя дух. Шеклиты придвинулись ближе, окружая его. Их оказалось шестеро, все подростки, и Поль начал испытывать беспокойство. А узнав в одном из них Нувийоя, отпрыска мэра, совсем расстроился: от этого юного хвастуна и драчуна всего можно было ожидать.

Несмотря на усталость, Поль поднялся на ноги.

— Надо в деревню. За яйцами. Сейчас мне играть некогда, — произнес он и шагнул в сторону растущих по краю ущелья огненных деревьев.

Нувийой тоже сделал шаг, загораживая ему дорогу.

— Мы видели, как ты взбирался по скале, — произнес он презрительно, и лицо его покрылось серыми морщинами. — Хочешь, я тебе кое-что скажу? Ты все-таки не шеклит.

Остальные пятеро издевательски захохотали. Поль замер в ужасе. Сказать такое!.. Это может означать конец всему. Подростки с самого начала донимали его, порой даже проявляя жестокость, но до сих пор никто не переступал эту грань.

Лицо Нувийоя снова сморщилось от предвкушения шутки, которую он собирался разыграть.

— Ты не шеклит, — повторил он. — Ты больше похож на скального краба.

Сердце Поля вернулось на место и забилось спокойнее. Эту фразу он уже слышал: как правило, ее употребляли в разговоре неблагополучные подростки, и она не имела никакого отношения к нему как к человеку.

Фраза служила чем-то вроде вызова его шеклитскому мужскому достоинству… или, вполне возможно (ибо Поль давно уже прекратил бесполезные попытки как-то разобраться в этой области), его шеклитской женской добродетели.

— Я более шеклит, чем ты, Нувийой, — проиграл он на своем вокализаторе. — А теперь отойди и дай мне пройти.

Нувийой оглянулся на своих дружков, потом, словно пожимая плечами, поднял крылья и снова опустил их.

— Вы слышали, парни? — произнес он презрительно. — Говорит, что он лучше нас. Надо, видимо, чтобы он это доказал?

Остальные неприятно зафыркали и придвинулись еще ближе.

«О боже! Только этих глупых вызовов мне и не хватало!»