Забытые имена

И священник, и присутствующие вздрогнули и недоуменно воззрились на нее. Она же — как ни в чем не бывало, ни смущения, ни краски на лице, казалось, и не догадывается о своей обмолвке. При этом выглядела новобрачная так пленительно, так целиком поглощена была этими минутами, что святой отец охотно простил ей эту оговорку.

Прогуливаясь по палубе со своей юной супругой, Ашвел с довольным видом рассматривал роскошный плавучий отель, который в течение ближайших месяцев будет его домом, фоном и обрамлением нового счастья.

Стоя с Евой у перил, он махал рукой толпе там, внизу. Ему казалось, что все эти люди собрались, чтобы приветствовать его, порадоваться его счастью.

Он глядел на зеленую воду с жирными разноцветными разводами нефти на поверхности, на буксиры, выпускающие пар, на грубые тросы, рассекающие воду, любовался осторожными чайками, резко очерченными и как бы висящими в воздухе, — глядел на все это и ощущал себя удивительно молодым и сильным.

Он вошел в свою каюту, оставив Еву на попечение только что нанятой горничной Коры. Та улыбалась по-матерински доброжелательно и застенчиво. Ашвел дал подробные наставления служанке о круге ее обязанностей, но не очень полагался на ее расторопность. По-видимому, Кора чувствовала это.

Она была не только цветная, она была еще и немая, правда, обладала слухом, прекрасно понимала, что ей говорят, но не могла ответить, и письменно тоже не умела ни писать, ни читать. Все это очень устраивало Ашвела и входило в предпринятые им меры предосторожности.

Он лично подверг Кору проверке, предпочитая в таких случаях не полагаться на своих приближенных.

Бывало, что те, за которых ему головой ручались, заверив, что они немы, как рыбы, и неграмотны, вдруг обнаруживали способность говорить и писать. Умели ли они читать, при этом уже не имело никакого значения.

Коре он мог довериться во всем. Это была поистине находка. И вот Кора здесь, в комнате рядом, прислуживает Еве. Ашвел снял пиджак и с чувством глубокого удовлетворения закурил сигару. Никто больше не докучает ему жалобами на сердце, на воздух, на погоду и прочее. Он, новоиспеченный муж, счастлив и преисполнен надежд. Влюблен ли? Трудно сказать, он и сам толком не мог разобраться, во всяком случае, ему было хорошо.

Ашвел нисколько не сомневался, что Ева будет идеальной женой. Отныне начнется его истинное супружество. Ведь, если хорошенько разобраться, мало радости у него от миллионов. Работал он много и напряженно, не щадя сердца, печени, желудка. Вспомнить только, какие обеды и ужины закатывались! При этом никакой передышки и разрядки.

Ему, конечно, пришлось дорого расплачиваться за старые ошибки. Тогда он был зелен и доверчив и, надо сказать, в коммерческих сделках проявлял куда больше смекалки, чем в личных делах. Но настало время подумать и о себе. И вот теперь — все устроилось наилучшим способом. Пятидесятилетний бобер — это тебе не застенчивый сосунок, каким он был прежде.

Ашвел посвистывал от удовольствия между глубокими затяжками.

С прежней, Катариной, пришлось выдержать серьезный поединок. Старая жилистая, лошадеподобная Катарина! Он рано повстречался с ней. Отрицать незачем, она была неплохим трамплином для его карьеры. Но в кровати — ни дать ни взять бревно, которое еще все время кичилось своей жертвенностью.

Катарина родила ему двух детей, изображая при этом великую мученицу. Затем остановилась, полагая, что как мать и супруга выполнила свой долг и с полным правом может получать по заслугам.

Детей она воспитывала так, словно мстила своим близким. Это были поистине террористы. Им ничего не стоило довести отца до исступления. К счастью, он был уже достаточно богат, чтобы позволить себе не видеть их часто. Вскоре он и вовсе откупился от своих отцовских обязанностей.

Но не так просто было отделаться от Катарины. По части тактики она мастер непревзойденный: не проходило и дня, чтобы он в течение нескольких часов не находился в сфере звуков ее голоса, выслушивал ее сетования на горькую долю и бесконечные упреки — дескать, она жертва, принесла ему все, а он растоптал ее любовь, отверг — и все в таком же духе без конца.

Голос у нее был резкий, пронзительный. При звуках его по коже Ашвела пробегали мурашки, как от мороза, он весь съеживался, словно готовясь к удару хлыста. Ему стоило большого труда не выпалить всего, что вертелось у него на языке. Он сдерживал себя, подавляя гнев и злость.

Умерить эти чувства было, наверно, куда сложнее, чем проглотить горсть битого стекла вперемешку с металлическими опилками. Он почти физически ощущал, как подавляемый гнев разъедает и разрушает его.

В результате — язва желудка, сердцебиение, холодные выпоты по ночам, вынужденная диета.

Он пытался отгородиться от голоса Катарины при помощи затычек для ушей, но она вскоре обнаружила этот трюк, и тут вовсе не стало ему житья. Он старался приучить себя не вслушиваться в то, что она говорит, не смотреть на нее. Но провести ее не так-то легко. Она тотчас заметила это и использовала как новый повод для еще более жестоких нападок.