Насвистывая бессмысленный мотивчик, Макар вышел в подъезд. По-мальчишечьи легко сбежал вниз, слушая, как гулкое эхо пытается нагнать его. На улице вдохнул прохладный весенний воздух полной грудью, так, что проняло до самого желудка. Вместе с запахом набухающих почек ноздри уловили прекрасный аромат свежей горячей пищи. Картошка с мясом вяло булькала в котелке. Эйфория боя заставляла ощущать себя живым, организм требовал не есть даже, а жрать, жадно запихивать в себя пищу, отобранную у побежденных. Но прежде закончить. Закончить дело.
Последний представитель сталкерского паноптикума глухо застонал. Закинув АКМ на плечо, Макар подошел к телу. Присел на корточки. Сверху Шаман напоминал раздавленную катком жабу, так нелепо раскинулись его руки и ноги. Ниже бронежилета одежда напиталась кровью. От парня несло страхом и дерьмом – естественным запахом убитого животного. Брезгливо ухватив сальный чуб, Макар повернул голову Шамана к себе.
– Встать можешь? – участливо спросил он.
По окровавленному, искаженному болью лицу пронеслась целая гамма чувств. От напряжения на выбритых висках вздулись толстые вены, синие, как татуировка, сгубившая беспечного Роджера. Макар уже и сам видел: парень не ходок. Видимо, пуля застряла в позвоночнике. Может даже не одна.
– Не могу! – испуганно заскулил Шаман, и прозрачные слезы покатились по красным щекам, точно пытаясь отмыть их. – Не чувствую ни хрена… Ног не чувствую! Ты, сука! Ты за что нас убил? За что меня убил, тварь?!
– Это не я вас убил… – под нос себе пробормотал Макар. – Это глупость ваша вас убила.
Шаман разрыдался, громко, отчаянно. Скворцов, убедившись, что противник не представляет угрозы, отправился обратно к огню. Сегодня он переночует здесь. Что там говорил этот вонючий панк? На третьем этаже, значит?
– Эй! Эй, ты! – неслось ему в спину. – Не бросай меня так! Слышишь?! Не бросай меня! Вернись!
До утра последний Брат Судного дня не дотянет. Сдохнет от кровопотери или холода. А может, его отыщет стая бродячих собак, привлеченных запахом крови.
– Или волков, – подал голос недовольный Енот.
Он сидел у костра, грея призрачные пальцы с грязными ногтями. Хорошо бы это были волки, подумал Макар, отправляя в рот исходящую ароматным паром ложку. Шаман зашевелился. Давясь слезами и поскуливая, пополз к автобусу. Красный след за ним влажно блестел. Доползет ведь. Черт знает, что там у этих дураков припрятано, на пулеметной точке. Глядишь, и гранатомет найдется. Макар отставил тарелку, устало вздохнул. Громко щелкнул предохранитель.
Перед сном, в свете свечей и керосиновых ламп бездумно листая потрепанный томик «С.т.а.л.к.е.р. а», Макар вдруг отложил книгу. Сегодня он был близок к смерти, как никогда, и то, что он все еще жив, объяснялось не чудом, а нелепой случайностью. Уверенность в собственной неуязвимости, подаренная голосом рыжего пламени, улетучилась. Вместо нее пришла запоздалая дрожь. С чего, с чего он решил, что этот вкрадчивый голос расстроится, если Макара Скворцова изрешетят пулями?
Слабая дрожь переросла в озноб. Макар зарылся в одеяла по самые глаза, но все не мог согреться. Сидящий на подоконнике Енот смотрел на него, снисходительно усмехаясь.
Возлюбленные
Светозарево, апрель
С приходом весны Вера втемяшила себе, что им с Ильей просто необходимо обвенчаться. Так и сказала: просто необходимо. Была, если календарь не врал, середина марта. Илья как раз вернулся с улицы, краснощекий, взъерошенный. Даже раздеться не успел. Стоял, привалившись к косяку, крутил в руках шапку, размышляя, то ли психануть и уйти рубить дрова, то ли раскочегаривать уазик. А Вера, похожая на раздутый живот на тоненьких ножках, будто не замечала, увлеченно доказывая Илье необходимость венчания.
Вообще-то жаловаться было грешно. Беременная Вера не требовала ни арбузов посреди февраля, ни французского сыра в три часа ночи. Не мучилась вынужденной полнотой, разве что обижалась, когда Илья подтрунивал над ее утиной походкой. Даже токсикоза у нее не было. Но уж если шальная мысль стреляла в светлую Верину головку, то застревала там глубоко и прочно. Как в тот раз, когда Вера решила, что вороны за ней следят.
Пернатой братии в окрестностях водилось валом. Где дневала стая в поисках прокорма – кто знает, а вот ночевала она на кладбище. Из западного окошка хорошо просматривался засеянный крестами холм, к которому рваной черной тучей каждый вечер стягивалось воронье. Дом Котовых стоял у них на пути, и нередко птицы облепляли окрестные тополя и столбы, оглашая округу хриплым карканьем. Пернатые паразиты на телах человеческих поселений, они привыкли к сытой жизни на объедках и теперь неохотно вспоминали, каково это – жить в дикой природе. Илья прекрасно понимал: им тоже не по себе, они никак не возьмут в толк, куда девались двуногие поставщики вкуснейших отходов. Потому и липнут к последним людям в надежде, что мир станет прежним. Но Вера нервничала, опасливо прикрывая растущий живот пуховым платком, точно вороны могли ее сглазить.