Забытые богом

Толстые свечи потели воском. От сквозняка подрагивали желтоватые языки пламени, выхватывая новые, ранее незаметные детали: сваленные в мойку тарелки с остатками стейков, набор ножей, аккуратно разложенных на столе поверх специального чехла, покрытые пылью бутылки. Отсветы огоньков весело резвились в глазах голого мертвеца, лежащего на разделочном столе в окружении собственных внутренностей. На бедрах трупа отсутствовало мясо. Белая кость отчего-то смотрелась даже бесстыднее, чем кровавая дыра на месте гениталий.

Закончив с перевязкой, Скворцов вынул из рюкзака фонарь. Утопил кнопку, выпуская на волю широкий сильный луч. Пристыженные свечи разом потускнели.

– Нет, брат, – сказал Макар, обращаясь к мертвецу, – это тебе не повезло.

В глазах покойника застыло недоумение. Он как будто не мог взять в толк, где его, такого предусмотрительного, обошли. Макар забросил рюкзак на плечо и, осторожно переставляя ноги, двинулся к выходу. В зале зачем-то обернулся, выискивая взглядом тело старика, и чуть не заорал. На голове мертвеца шевелилось черное пятно – сгусток мрака, не желающий отступать даже перед светом фонаря.

На глазах изумленного Макара пятно шевельнулось, мягко шурша бархатными перьями. Широкие крылья расправились, взметая теплый воздух, голова, украшенная остроносой торпедой клюва, приподнялась, отрываясь от своего занятия. Ворон недовольно каркнул, посылая во все стороны хриплое эхо. Крепкие когти впились в лысый череп мертвеца.

– Палишься, – успокаивая грохочущее сердце, развязным тоном произнес Скворцов. – Птички по ночам спят.

Опровергая его слова, от ночного полотна оторвался еще один кусок. Заложив небольшой вираж по залу, он спланировал на спину покойнику и без церемоний принялся долбить ее клювом. Пятясь, Макар отступал, слыша, как шумит и пенится взболтанный черными крыльями воздух. К тому моменту, как тело старика полностью исчезло под каркающим ковром, Скворцов уже вышел на улицу.

Он повел плечами, устраивая рюкзак поудобнее, и шагнул вперед, освещая дорогу фонарем. Через пару кварталов из темного переулка вышел Енот. Виновато понурив голову, пристроился за спиной, тихий, как побитая собака. Солнце застало их неподалеку от Мамаева кургана. Засиженная птицами фигура Родины-матери по-прежнему звала своих сыновей в атаку.

Не чувствуя усталости, Макар неутомимо шагал вперед, стремясь поскорее покинуть город, едва не ставший его могилой. Во рту пересохло, но не хотелось лезть в рюкзак за минералкой. Желудок урчал, но после всего, что Макар сегодня видел, аппетит пропал. Измученное тело ныло, прося покоя, однако сна не было ни в одном глазу. Возникло лишь одно желание, чтобы все это – все! – поскорее закончилось. Не важно как. Макар покидал город-призрак, надеясь, что покойный старик окажется прав: и сила желания действительно работает.

Мать и отец

Светозарево, август

Ромашковое море раскинулось до самого горизонта, и белые-желтые барашки его волн робко облизывали пыльные мыски Макаровых ботинок. В центре одиноким островком чернел старенький дом с прилипшими сбоку теплицами и заботливо окученными картофельными грядками. На густо поросших травой склонах паслись козы. Глухо звенела колокольчиком тучная корова. Где-то на дворе гоготали невидимые гуси. За сараями косил траву здоровяк в шортах и ковбойской шляпе. Умиротворяющая пастораль.

В такой день хочется спрятаться в тени, пить холодное молоко, вяло жевать свежую булку и смотреть, как легкий ветер носит по воздуху прозрачные паутинки. Скворцов решил, что именно так и поступит. Как только убьет здоровяка с косой. У этого ковбоя наверняка найдется баночка холодного молока в подполе. А запах свежей выпечки Макар чуял даже отсюда.

Здоровяк воевал с ромашковой армией. Плечи и руки у парня были – будь здоров. Коса заточенным метрономом размеренно летала справа налево, сотнями снося белые головы. Путь великана-косаря усеивали хрусткие зеленые стебли. Макар наблюдал за ним уже минут десять. Вертел в пальцах сорванную былинку, обкусывал стебель и полнился мыслями.

– Сомневаешься?

Енот, как всегда, подошел неожиданно. Встал рядом, лениво прислонился к молодой березке. Так близко, что, будь он жив, можно было бы уловить миазмы немытого тела. После Волгограда Енот изменился, начал болтать без умолку, отчего стал как будто даже реальнее. Пытался замять свое трусливое бегство, что ли? Макар задумчиво поскреб непривычно голый подбородок. Отвыкшая от бритья кожа жутко зудела, но после встречи со Стариком Макару остро захотелось привести себя в порядок.

– Правильно сомневаешься. Ковбой тяжелее тебя кило на тридцать, точно говорю, – начал умничать Енот. – Он тебя косой пополам развалит, хоть вдоль, хоть поперек. И еще вон туда глянь…

Он вытянул вперед грязный палец. Макар приставил ладонь ко лбу козырьком. Прищурился. На заборе, матово поблескивая на солнце, висел карабин.

– Точно, ковбой, блин! – криво усмехнулся он. – Коня не хватает.