Забытые

— Я все гляжу на тебя, Елисей, да думаю: как ты от Химы своей отбодался, а? — спросил, опять ухмыляясь, Чор-тик. — Была, небось, трагедия!.. Потеха, ей-богу! Здесь пьяный орет: «ра-а-а-зражу!» — а с женой пик, миг, да и в кусты… ах ты, сацывал-емократ! «Суждены тебе, брат Елисей, благие порывы, а свершить ничего не дано». Погоди, вот скоро газеты подадут… почитаем… Может, об нас чего нет ли, а? Хы, хы, хы! Может, вспомнили?..

— Где же-с!.. Им впору об себе! Злая рота, ей-богу-с. Потерял всю надежду… отшибли у меня все-с… уразумел-с!

— Уразумел?

— Так точно, уразумел-с!

Половой принес в чайнике «товару» и на тарелке селедку, заправленную уксусом и обложенную луком.

— Сейчас газеты принесут, — сказал он, ставя все это на стол, — второй в начале-с.

Сысой Петров взял чайник, открыл крышку, понюхал и, налив чайный стакан до половины, сказал, мигнув, Ивану Захарычу:

— Дерзай, столяр, поправляйся!..

Иван Захарыч взял трясущейся рукой стакан, оглянулся по сторонам и торопливо, залпом, выпил. — Покорничи благодарим! — сказал он, обтирая левой рукой рот, усы и бороду. — Покорничи благодарим… таперича отляжет-с…

— А ты закуси… Ты вот пьешь, а ничего не ешь. Нехорошо это…

— Нация такая у меня…. замычка…

— Плохая, брат, замычка!

Сысой Петров с Чортиком тоже выпили и стали закусывать селедкой.

В это время половой подал газету.

— Ну-кась, — сказал Сысой Петров, принимая ее, — что тут такое накорежено?.. Как они там исхитряются?..

Между тем, в трактир ввалилась толпа грязных и мокрых рабочих-торфяников и, шумно разговаривая, громко здороваясь с Конычем, очевидно, хорошо им знакомым, стала рассаживаться за столы…

— Чайку бы нам, молодчик, восемь парочек, — сказал один из них, вероятно, старший, обращаясь к половому и сильно упирая на букву о. Это был сухой и длинный мужик, раскольничьего типа и сурового вида.

Сказав это, он огляделся кругом, ища места, и сел рядом с Иваном Захарычем.

— Ведомости изволите проглядывать, господа купцы? — спросил он, усевшись и пристально, маленькими, бойкими глазками, из-под нависших и уже начавших седеть бровей поглядывая то на Сысоя Петрова, то на Чортика, то на Ивана Захарыча.

— Точно так-с! — с иронией в голосе сказал, усмехаясь, Чортик. — А что?

— Да ничего, так… мы все: как насчет Думы. — А тебе чего от нее надо-то?

— Да чего, — в свою очередь, усмехаясь, ответил мужик. — Нам, знамо, одно нужно: землю.

— Ну, это погодишь!

— О-о-о! неужто не дадут?

— Похоже — нет…

— А говорили то, се… отобрать у господ… у монастырей… пытали кричать… поговаривали шибко.

— Мало ли что поговаривали, — с той же иронией в голосе, улыбаясь, ответил Чортик и, достав из бокового кармана довольно толстую, в кожаном переплете с резиновой застежкой поперек, записную книжку, открыл ее и сказал: Вот слушай… может, и поймешь, что требовали и что ответили.

— Требовали… — начал он читать, сделавшись как-то сразу совсем другим человеком, серьезным и как будто выросшим. — Требовали, — повторил он, — полной политической амнистии, то есть освобождения из тюрем, — пояснил он и продолжал, подчеркивая слова: — Ответили: Несвоевременно. Требовали всеобщего избирательного права. Ответили: Не считаем этот вопрос подлежащим обсуждению. Требовали ответственности министров перед Думою. Ответили: Не ваше дело. Требовали закона о неприкосновенности личности, свободы совести, слова, печати, свободы союзов, собраний и стачек. Ответили: Необходимо вооружить административные власти действительными способами для предотвращения злоупотребления свободами. Требовали: полного уравнения в правах всех граждан, издания законов, ограждающих равноправие крестьян и снимающих с них гнет произвола и опеки. Ответили: Требуется особливая осторожность в изыскании способов разрешения этого вопроса. Требовали отмены смертной казни и немедленного приостановления оной. Ответили: Смертную казнь нельзя отменить. Требовали наделения крестьян землею путем обращения на этот предмет земель казенных, удельных, кабинетских, монастырских, церковных и принудительного отчуждения частновладельческих. Ответили: Разрешение сего вопроса на предложенных Думою основаниях безусловно недопустимо. Требовали…

— А, да, впрочем, — махнул он рукой и закрыл книжку. — И я дурак! все равно не поймешь… Не отберут, друг, и не дадут, нечего и думать…

— Вон не желаешь ли, друг, в Сибирь? — с ехидством вступился заметно уже сделавшийся пьяным Иван Захарыч, — сколько угодно там земли… Придумали же, а?.. Ловко!..

— На кой она мне шут, Сибирь-то? — сказал торфяник. — Кому жисть не мила, с богом!

— Их бы, чертей, самих в Сибирь-то выслать! — закричал Иван Захарыч и стукнул рукой по краю стола. — Истинный господь, самое им там место… Забрали, братец ты мой, всю власть себе в руки, как хотят, так и воротят… А об нашем брате ни фига не понимают… — И, мигнув Сысой Петрову на чайник, он сказал: — Сделайте милость, налейте… душа горит.

Сысой Петров еще наполнил стакан и заметил:

— Не ори ты только, столяр… поаккуратней будь… попадет ведь, ей-богу…