- А так... Говоришь ему, к примеру, на семинаре - мол, "Като Киёмаса был сыном кузнеца", а он тебе в ответ - "Шестьдесят восемь". И ты после этого сидишь, как пыльным мешком по голове ударенный, и только потом, дня через два, случайно натыкаешься где-нибудь на упоминание о количестве достоверных источников по этому вопросу.
- А кто такой этот Като Ки... Киёмаса? - запнувшись о непривычное японское имя, спросил Сергей. - Звучит, как название экскаватора какого-то.
- Да неважно! - отмахнулся Пашка. - Я же в принципе сказал. Ну, был такой военачальник в Японии времен Токугавы Иэясу.
- Понятно... - пробормотал его товарищ, так ничего на самом деле и не понимая. - Иэясу...
Он вздрогнул, потому что ему на миг показалось, будто в руке Пашки, одетого Дедом Морозом, блеснул длинный, чуть изогнутый клинок с оплетенной шнуром рукоятью.
- Фу, бред какой-то, - Сергей моргнул, и клинок сразу превратился в обыкновенный, обклеенный серебристой фольгой посох, который пьяненький уже Пашка подбрасывал и ловил на лету, выдергивая из снежных хлопьев, кружащихся в свете фонарей. - Прикинь, Пашка...
- Вот этот подъезд, здесь три квартиры наши, - не слушая его, Пашка остановился и долго сверялся со списком, что-то вычеркивая. - Ну, пошли, чертяка, сейчас нам опять нальют...
Спустя два часа и шесть подъездов, две сильно шатающиеся фигуры, у одной из которых на плече болтался совсем тощий мешок, дошли до очередного фонаря и остановились.
- Т-ты как? - подтягивая джинсы под костюмом, спросил Сергей у приятеля и сам удивился, услышав, как сильно заплетается язык. Дед Мороз не ответил, потому что как раз в эту секунду упал плашмя в сугроб и принялся барахтаться, пытаясь встать на ноги.
- Вставай, Пашка, - черт с трудом вытянул Деда Мороза за тулуп. - Последняя квартира осталась. Потом по чарке этого... сакэ и домой.
- Точно, - Пашка икнул и осторожно шагнул вперед. - Ползи, улитка, по склону Фудзи...
После долгого стука дверь распахнулась, и они ввалились в прихожую, освещенную неярким светом лампочек, оплетенных бамбуковыми прутьями.
- С Новым Годом… - начал было говорить Дед Мороз, потом замолчал и мягко повалился навзничь, заливая деревянный пол недавно выпитой водкой.
Сергей посмотрел на бесформенную кучу, в которую превратился мертвецки пьяный приятель, и внезапно ему стало невероятно стыдно - и за себя, и за провал неудавшегося выступления, и за несколько лишних кувшинчиков сакэ, украдкой выпитых перед воротами. Он шагнул вперед, обходя лужу и поклонился, не отрывая взгляда от безжалостных желтых глаз Като Киёмаса, оторвавшегося от созерцания отрубленных голов.
- Умоляю в этот праздничный день простить моего слабого спутника, переоценившего собственные силы. Мне же прошу позволить покончить с собой, дабы смыть позор того, что я перед Вашим лицом не сумел удержать его от выпивки.
Привычно подворачивая пятки, он опустился на колени и под взглядом Киёмаса вынул длинный нож, чувствуя, как сзади уже взмыла в воздух катана.
ОСЕНЬ
Когда наступила осень, она сделала это быстро и как-то крадучись. Осень пробежала по городу, точно кошка на мягких лапах, огибая лужи и недовольно отряхиваясь от падающих с крыш холодных капель.
Над головами прохожих синело неправдоподобное, ни на что не похожее небо, в лужах по утрам тонкой блестящей корочкой намерзал лед, но еще совсем не чувствовалось того, что скоро будет зима, и поэтому о зиме совершенно не думалось.
Однажды днем Она вышла из дома, сунула руки в карманы рыжей куртки и пошла по улице, глядя, как небо отражается в воде под ногами, и как желтые мокрые листья устилают дорожки старого парка. Здесь было тихо, и даже хозяева знакомых собак, обычно гуляющих здесь, сегодня не попадались навстречу.
"Воскресенье же, - думала Она, на ходу вороша носками ботинок груды разноцветных листьев, - сегодня все спят, потому что завтра на работу, и снова наступит неделя ожидания. Выходные... какое смешное слово. Как будто в понедельник все куда-то заходят, серьезные такие и мрачные, а в пятницу вечером уже открывается дверца и их выпускают обратно, погулять".
Над Ее головой звонко застрекотала какая-то незнакомая птица, но когда Она подняла глаза, в мешанине голых веток никакой птицы разглядеть было нельзя. Синее небо накрывало парк огромным светящимся куполом, и под этим куполом на земле, среди рыжих листьев, маленькой точкой светилось в ответ Ее сердце.
Она прошла совсем близко от кирпичной стены старого дома. Протянув руку, пальцами провела по мокрым кирпичам, которые видели, наверно, десятки тысяч таких же солнечных дней. На кончиках пальцев остались капли воды, а старый дом поглядел на Нее всеми своими окнами и точно беззвучно что-то шепнул в ответ. Она засмеялась и прибавила шаг, потом вдруг нахмурилась. Что-то было не так в этом шепоте.