Забудь мое имя

Сайлас только раз ездил в Берлин – ради жареной сардельки под соусом и контрольно-пропускного пункта «Чарли». И карривурст, и «Чарли» его разочаровали. А выставка «Топография террора» в полуразрушенных подвалах гестапо произвела на него и вовсе гнетущее впечатление. Сайлас потом еще долго отходил от нее.

– А Тони часто фотографировал ди-джеев, – добавляет детектив, вспомнив информацию, почерпнутую на старом американском сайте.

Стровер вскидывает на него глаза:

– В списке музыкальных предпочтений Алвина и Фло значится «ГрюнесТал», – говорит она. – Это ночной клуб на Ревалер-штрассе, в бывшем Восточном Берлине. Там крутили в основном техно. Но сейчас этот клуб закрыт.

– Из-за жалоб соседей?

– Едва ли. Это захудалый район города. Там практически нет жилых зданий. Только складские помещения да заброшенные фабрики. Клуб находился в корпусе бывшей сортировочной станции.

– Нам нужно послать в Интерпол в Висбадене фотографию Мэдди – из ее индийского паспорта, – Сайлас встает из-за стола, чтобы размять свои длинные ноги. Он просидел сиднем все утро. – Ребята передадут ее в контору Бундескриминаламта. Уорд также хочет, чтобы мы установили контакт с Мэдди.

Сайлас в который раз перехватывает взгляды, которые то и дело бросают на него несколько сотрудников группы реагирования, сидящих у окна. Наверняка они думают, что он мечтает вернуться в отдел по расследованию особо тяжких преступлений. Сайлас и правда скучает по таким делам. Но что было, то прошло. Он теперь в Уилтширской полиции борется с местной преступностью.

– Телефон, на который Тони звонил Мэдди из комнаты для допросов, раньше принадлежал его жене, – говорит Стровер в попытке снова завладеть вниманием босса. – Тони одолжил его Мэдди. Мы пробили номер: с тех пор телефон больше не включался.

– Возможно, сейчас она пользуется своим собственным мобильником, – предполагает Сайлас. – Ведь ей вернули его вместе с сумочкой в бюро находок.

– Может, у Люка есть этот номер.

Сайласа все еще смущает общение Стровер с Люком. Парень оказался им, конечно, полезным. Но он явно вынашивает свои собственные планы. И вряд ли полетел бы в Берлин только потому, что считает Мэдди своей дочерью. Журналист он всегда журналист. Хорошо хоть этот Люк сообщил им, что летит в Берлин. И, похоже, он верно оценил действия Сайласа там, на бечевнике.

– Он все еще в воздухе, – продолжает Стровер. – Я послала ему эсэмэску с просьбой позвонить мне, когда он приземлится.

– По поводу..?

Стровер выдерживает паузу.

– Я натолкнулась в списке пропавших на женщину по имени Фрейя. Внешне она похожа на индианку и…

– И..?

– Бывшую девушку Люка звали Фрейей. Это может оказаться его дочь…

– Так, Стровер, сосредоточьтесь, – рявкает Сайлас. – Узнайте, нет ли у него номера Мэдди. Больше нас ничего не должно интересовать. Если мобильник Мэдди включен, Висбаден его вычислит.

Сайлас вновь утыкается глазами в список на экране своего ноутбука. И чего он наорал на девушку? Стровер работает на совесть, не жалея ни сил, ни времени. Ему что, надо было сорвать на ком-то зло? А как же не злиться? Этот чертов список слишком длинный, и за каждым именем в нем скрывается трагедия. Как бы однажды такой список не пополнило еще одно имя – его сына, Конора. Сайласу делается страшно от одной этой мысли! Ладно, он хотя бы знает, где его сын. А некоторых из этих людей когда-нибудь разыщут полицейские, да только не смогут сообщить их родным и любимым, что с ними все в порядке. А других и вовсе никогда не найдут.

В скором времени Сайлас, наверное, узнает ответы на те вопросы, что уже много лет терзают семьи семерых пропавших людей. Только это будут не те новости, которых они ждут…

98

Когда мы заходим в зал паспортного контроля, Тони все еще остается в полубессознательном состоянии. Безвольно обмякший в кресле-каталке, он мотает головой и что-то мычит себе под нос, как совершенно ошалевший пьянчуга. Везет моего «мужа» сотрудник аэропорта, встретивший нас у трапа самолета. Он не говорит по-английски, а я напрочь позабыла те немногие немецкие слова и фразы, которые когда-то учила. Когда мы пристраиваемся в хвост очереди для пассажиров из стран, не входящих в ЕС, сотрудник паспортного контроля знаком показывает нам всем троим подойти ближе.

– Он спит, – разъясняю я. – Он не любит летать, и таким образом его организм справляется со страхом.

Я передаю оба паспорта таможеннику, не сводящему взгляда с Тони, который начинает потихоньку очухиваться – шевелится и даже приоткрыл глаза. Похоже, таможенник принимает его за еще одного туриста, перебравшего лишку в самолете. Он тщательно изучает его британский паспорт, а затем проверяет мой – индийский.

– Как долго вы планируете оставаться в Германии? – спрашивает он, косясь на Тони, глаза которого уже успели снова закрыться.

– Примерно неделю. А потом назад – в Индию.

– А он? – кивает на Тони таможенник.

– Надеюсь, он полетит со мной, – отвечаю я, раздумывая, следует ли развивать эту тему. Пожалуй, следует. – Его еще нужно уговорить… опять лететь… – добавляю я с улыбкой.