– Суав! – возмущенно воскликнула Рависант.
Овейг удивленно вскинул брови, не скрывая усмешки.
– Неужели ты заморская царица, которая здесь прячется от злых мужей?
– А такая будет, – мрачно добавила из угла все та же жрица.
– Нет, но цену себе я знаю.
– А как ты меня узнала? Ведь я тогда так и не открыл лица.
– По глазам. И теперь я понимаю, почему ты меня не послушал, – она положила руку на плечо Рависант. – Выйдем на улицу, здесь не место для пустых разговоров.
Овейг вышел вместе с ними, разглядывая сестер, невольно сравнивая их. Рависант понравилась ему: ее образ Овейгу хотелось унести в мыслях, чтобы хранить у самого сердца.
– Скажите мне, – обратился он к сестрам, – где я могу вас найти потом?
– Ты про Рависант хочешь спросить? – жрица выразительно взглянула на Гарвана.
– Что же, Суав, почему нам не сказать? – Рависант подняла брови.
– Мы дочери купца ул-Нареда.
– Я слышал о нем.
– Не дочери мы ему, а рабыни, – в голосе Суав слышалось негодование.
– Суав ему не принадлежит, – смиренно добавила Рависант. – Приходи завтра к постоялому двору Муннота, увидишь его, поговоришь с ним.
Склонив головы перед Обителями, мимо проехали конные Вестники. Овейг скользнул по ним взглядом, словно бы что-то припоминая.
– Ко двору Муннота? Так у ул-Нареда же был собственный дом. Почему не искать его там?
Суав дернула плечом.
– Какое тебе дело, Гарван? Наша судьба должна быть тебе безразлична. Вот станешь Наместником, – она кивнула на его наруч, – тогда можешь требовать от нас что хочешь. А пока даже не смотри в нашу сторону. Ты светел, мы темны. Оставь нас.
Удивленный – под тагельмустом было не различить его вытянувшегося лица – Овейг остался стоять перед Обителью, смотря, как удаляются сестры. Рависант взволнованно оглянулась.
***
Вечером Овейг долго гулял, и ночь настигла его на окраине города. Возвращаться было поздно, хотя Гарвана бы впустили в Этксе. Он шёл вдоль берега реки, не встретил ни души и, довольный своим недолгим уединением, уснул в одной из рыбацких лодок, слушая плеск воды. На грани сна и яви был только этот звук. А потом Овейг услышал голос:
– Ты слушаешь, Овейг? Ты слушаешь, ты внимательный, чуткий слушатель. Ты хочешь гаснущее сердце снова зажечь, мне ли не знать? Разве зря ты проливал свою кровь над жертвенной чашей?
Лодка неуловимо покачивалась на волнах.
– Я знаю, где тебе искать. Ты уже нашёл, но не пожелал увидеть. Славный Гарван, – пропел голос, – ты уже понял.
Перед внутренним взором его предстало древнее святилище и широкоскулая жрица в простом льняном платье. Или то была ее сестра?
– Ты просил о помощи – ты её получил. Бери, что тебе причитается.
Овейгу показалось, будто что-то холодное скользнуло по его груди. Он вздрогнул и проснулся.
«Великая река не допускает враждебных духов, – подумал он, поднимаясь. – Ни наяд здесь нет, ни ган-цангах. И ган-гачиг мне не опасны, ведь я не один из Царей… Неужели сама Амра говорила со мной?»
Еще не рассвело, ночь купалась в водах Великой реки, Гафастан спал, и слышно было только, как перекликаются караульные на городских стенах. Ступив на влажный песок, Овейг поправил сбившийся тагельмуст и пошел вдоль берега, не разбирая дороги. Возвращаться в опостылевшую келью не хотелось, сердце жаждало пить жизнь полными глотками. Все важные книги были давно прочитаны, полагавшиеся рядовому посвященному науки – изучены; Овейгу уже не нужен был Маг-Наставник, чтобы направлять его: дороги он знал и сам. Скарпхедин же, под надзором которого находился юный Гарван, не торопился отпускать его и не считал обучение оконченным. Овейг тяжело вздохнул. Он не мог ничего изменить, мог только покориться. Но было и то, что принадлежало лишь ему.
«Сколько раз слышал я истории о том, как трудно выбрать одну из двух красавиц, – подумал он. – Но я не стану: обеих введу в дом свой».
III
«Неволит ли меня Амра, как неволила моего Наставника? – Овейг вышел из-под навеса на солнце и прикрыл глаза рукой. – Хотя нет, он же не говорил с Амрой. Должно быть, она знала, что Рависант, понравится мне и я захочу забрать ее. Но если у них с Суав одна душа, кто я, чтобы разлучать сестер? И кто я, чтобы медлить? Если в сердце уже упали семена чувства, то как им не взойти под светом любовных взоров? Это на Фёне к понравившейся нойрин можно было присматриваться годами, здесь же все надо делать быстро… Местное солнце безжалостно, легко выжигает нежнейшие цветы. Остается лишь песок да голые камни».
Перед городской библиотекой сидели попрошайки: пыльные, истощенные, они тянули смуглые руки к прохожим. Овейг не знал, откуда они вдруг взялись: появились они не так давно; в Гафастане нищих было немного, все в основном были при деле и не просили милостыни. Женщины жалобно причитали; у некоторых из них были порваны мочки ушей. Говорили, однако, что эти люди из какого-то каравана, который не то разграбили, не то купец разорился и пропал, так что путники – чужие в Триаде – остались предоставлены самим себе.