Заблудший

На оранжевых одеяниях сидящих жриц, на циновках и гладких плитах святилища, вокруг высокой треноги и на пьедесталах колонн лежали цветы. Их нежный аромат был почти неразличим, задушенный терпким дымом благовоний. Звон померк, перестал, точно редкий весенний дождь; стихли голоса служительниц Амры, новые избранницы богини расселись у колонн, опустив головы. Настала очередь юношей подойти. Их было не так много, все смуглые – сплошь усгибан или обращенные айдуты, уже не отмеченные Золотым прикосновением.

Поднялся и Овейг. Чувствуя на себе ничего не значащие взгляды, он подошел к жертвенной чаше. Подле нее явственно проступал аромат курений и живое тепло гулко трепещущего пламени. Стоявшая у колонны жрица, та, что просила Овейга открыть лицо, повторила свой жест и улыбнулась. Другая жрица, закутанная в оранжевое покрывало и на вид слишком суровая для служительницы одной из Милостивых, коснулась плеча Овейга:

– Пусть Амра, Милостивая, озаряющая сердца, внемлет твоей просьбе, если ты жаждешь блага, о Ищущий.

Овейг склонил голову. Мысленно обратившись к Амре, он вытащил из-за наруча кинжал, приложил его к тюрбану и провел лезвием по ладони. Кровь закапала в чашу, тут же исчезая в пламени. Порез почти сразу затянулся, и Овейг вытер ладонь о рукав.

– Не проливай понапрасну крови, Гарван. Ни своей, ни чужой, – сказала жрица, глядя ему в глаза.

Он в ответ молча поклонился.

II

В Обитель Рависант пришла одурманенная жарой и полная мечтаний. Тихо напевая, она скользнула меж колонн, кротко поклонилась статуе Амры, которую было трудно рассмотреть за новым белоснежным льном и тонкими лентами, украсившими изваяние. Алтарь тонул в свежих мальвах, розах и лихнисах. Их было так много, что они осыпались на пол. Но ни один цветок не увял, питаемый дыханием Амры.

Справа от алтаря сидела жрица, закутанная в оранжевое покрывало. Заметив ее, Рависант отвела взгляд: не высоких служительниц искала она, но свою сестру, жрицу по имени Суав, носившую розовое покрывало и дарившую любовь всякому, кто о ней попросит. Выйти из обители в сад Рависант не решилась и встала у колонны, погрузившись в тонкие мечты.

Ее жизнь была тиха и незаметна: большую часть времени Рависант проводила в доме своего отца, вместе с рабами и другими домочадцами. Лишь изредка она выходила в город, чтобы повидаться с сестрой или зайти на рынок. Однообразие быта невольно породило в Рависант живое, пылкое воображение, заставлявшее ее искать – и находить – в обыденном нечто сказочное, невольно приносящее утешение.

В этот день Рависант, прежде чем отправиться на встречу с сестрой, провела немало времени под солнцем, едва приглушенным навесами: стоя среди пестрой толпы зевак, она внимала звучному голосу старого усгибан, который рассказывал толпе легенду о царевиче, жившем в незапамятные времена. Его слова увлекли Рависант, окружили ее цветными, яркими образами, такими живыми, что иногда ей казалось, будто к ним можно прикоснуться.

Кто-то прошел от дверей к алтарю, покорно поклонился статуе Амры и одинокой жрице. Рависант открыла глаза и с трудом сдержала восторженный возглас: перед ней стоял сам царевич Гартаам. Черты прямые, правильные, губы – что лепестки только распустившейся розы, кожа белая, как жасмин. Она никогда бы не подумала, что мужчина – воин – может быть так красив. Казалось, тонкая рука не поднимет кинжала, а темно-синие одежды не обагрятся кровью. Она видела в нем только нетленный образ всей человеческой красоты, которая никогда не потемнеет, не увянет. Словно почувствовав на себе взгляд, юноша подошел к Рависант. Первое впечатление успело развеяться, и она уже понимала, что перед ней, должно быть, Высокий Гарван Овейг, будущий Наместник Гафастана, о котором велось много разговоров.

– Цветы на алтаре свежи и красивы, – сказал он. – Подойди, прикоснись, нежны их лепестки. Они распустились минувшей ночью и увянут ещё нескоро: долго будут радовать богов.

Рависант едва заметно кивнула.

– Не смотри на меня так, – Овейг улыбнулся, – будто впервые видишь.

– Я? Я и правда вижу тебя в первый раз, о Гарван.

– Разве? В святилище Амры мне показалось, будто твоё лицо мелькнуло среди жриц.

– Это была моя сестра. У нас словно бы одно лицо, но мое – отражение на спокойной воде, а ее – в бронзовом зеркале. Когда она придет, посмотри на нас, о Гарван, и поймёшь, что мы разные, но одна у нас душа.

Оклик жрицы, закутанной в оранжевое покрывало, заставил Рависант и Овейга вздрогнуть.

– Если ты, Гарван, пришел сюда за лаской одной из подопечных Амры, то тебе туда, – она указала на приоткрытые двери, ведущие во внутренний двор. – Если же ты пришел за милостью Амры, сам знаешь, – она кивнула в сторону статуи. – Ну а если тебе хочется просто поговорить, можете вместе со своей случайной подругой пойти на улицу.

– Слишком сурова для жрицы Амры, – виновато улыбнувшись, произнес Овейг, так что слышала его только Рависант.

Подошла Суав. У нее был взгляд не девушки, но женщины, которая всему знает цену.

– Я тебя узнала, Гарван. Знай, всех сокровищ мира тебе не хватит, чтобы купить хоть час моей любви.