Заблудшие

— Это не любовник, а работник, — пришлось что-то отвечать Стефании.

— И где ж ты такого работника взяла? На базаре купила? — не смолкали односельчанки.

— В лагере военнопленных.

— На самогон что ли выменяла? И что, так можно было? Бабы из плена своих мужиков освобождали, а она себе работничка выменяла. Живет же шляхта! Все, как в старые времена. Они паны, а мы батраки. Хоть при Советах на них управу нашли, — выступала самая бойкая баба из толпы.

— Я смотрю, ты уже и заскучала по Советской власти. Твой — то милый где сейчас? В Красной Армии воюет? Смотри, милиция узнает и заберет, — пригрозила Стефания.

— А, что у меня кроме жизни можно забрать? Что только детей малых? Нет у меня ничего! Не то, что у некоторых.

— Сама виновата. Кто в колхоз все тащил? — огрызалась полька.

— Ты тоже там была, — напомнили и ей о недавнем прошлом.

— Не от большой любви, а чтобы выжить при этой власти, — призналась Стефания.

— Надо было не брать таких, — сожалели об упущенной возможности односельчанки.

— Когда прикрутило, так овечью шкуру натянула, а как новая власть пришла, так снова панночкой стала? — укорили Стешу.

— Прежде, чем на других кивать, о себе подумайте. У новой власти и к вам много вопросов возникнет. Вы бы вместо того, чтобы лясы точить, работать шли, — пожелала им Стефания.

— Не на тебя ли панночка? Думаешь, новая власть по головке гладить будет? У Советов руки не дошли до вас, так и эти не тронут? Помним мы ваше панство и ничего не забыли. Придет время, поквитаемся, — угрожали украинки.

— О себе лучше подумайте. Твой-то Наталья, в Красной Армии. А если донесет кто? — зло произнесла Стефания.

— Кроме тебя не кому. У тебя тоже рыльце в пушку. Муженек польский офицер и брат неизвестно где, — донеслось в ответ. Стефания быстрым шагом миновала ненавистную группу женщин.

— Смотрите, и этот за ней бежит, как собачонка, — засмеялись селянки в след Чижову. Григорий догнал хозяйку.

— За что они тебя так ненавидят? — не удержался парень, чтобы не задать вопрос.

— Они всех поляков ненавидят. Ненавидят, потому-что сами в этой жизни ничего не смогли и теперь ищут виновных. Мы здесь хозяева и эта наша земля, — резко ответила Стефания.

— Теперь уже не ваша, — констатировал факт мужчина.

— Это все временно. Советы тоже сюда незвано пришли, порядки свои стали устанавливать. И где они теперь? Так и с немцами будет, — верила в свои идеалы полька.

— Ненавистные какие-то вы, — сделал замечание Чижов.

— Кто это вы? — попросила уточнить молодая хозяйка.

— Ты, пани Мария, пан Казимир, — перечислил Гриша ее родственников, при этом используя слово пан, как здесь было положено. Назвать их товарищами у него бы язык не повернулся.

— Своих односельчан ненавидите, Советскую власть ненавидите, немцев тоже.

— А за что вас любить? Вы в наш дом, зачем пришли? От большой любви? — зашипела на него Стефания.

— Помочь украинцам освободиться от угнетателей. К тому же это не польская земля, а украинская, — вспомнил Чижов, о чем им рассказывали на политзанятиях. Полька нервно засмеялась в ответ.

— Не моя говоришь? Здесь жил мой прадед и дед, и она вдруг стала не моей. Может твой дед здесь жил? — в ответ спросила женщина.

— Не жил, — признался работник.

— Тогда почему ты здесь? Почему учишь меня как жить? Зачем мне ваши колхозы? Почему я должна отдавать свой скот и землю кому-то? Почему запрещают ходить в церковь и крестить детей?

Гришка хотел ей что-то рассказать о классовой борьбе трудящихся, но понял, что как у политрука у него это не получится. Пришлось на этом прекратить обсуждение опасной темы. Стефанию эти разговоры только привели в состояние взвинченности. Она даже сорвалась на Чижове, заставив его выполнять несколько работ сразу, с которыми он не справился.

— Зачем я тебя только из лагеря вытащила? Не зря мне подруги говорили, чтобы я не брала доходягу, — выплеснула Стефания свои негативные эмоции на парня. Григорий, стиснув зубы от злости молчал. Он и так, за миску борща выполнял всю тяжелую работу по хозяйству, а панночке все было мало. Ой, не зря ее так не любят украинки. Натерпелись они тут от шляхты. И вот теперь его, советского человека сделали батраком, как в царской России.