Заблудшая душа

«Тот, кто здесь живет, — настоящий богач», — подумал Галеб.

С улицы донеслись отчаянные вопли. Морщась от слабости, Галеб поднялся на ноги и, прихрамывая, заковылял к двери.

Когда он вышел на улицу, взору его предстала жутковатая картина. Посреди широкого двора, озираясь по сторонам затравленными глазами, стоял невысокий, коренастый мужчина. Вид у него был совершенно дикий.

Десять или двенадцать мужчин окружили его, и в руках у каждого были вилы, косы или топоры.

— Кузнец Ганс обратился! — крикнул кто-то.

— Злой дух овладел его телом! — вторил ему другой.

— Ганс пропал! Его душа будет гореть в аду! — отчаянно проорал третий.

Со стороны хозяйственных построек к возбужденной и напуганной толпе подошел невысокий сутулый человек в темной рясе. Его седые волосы были коротко острижены, а шея и правая щека, которую видел Галеб, были смуглыми от загара.

— Пастор Зиберт! — крикнул кто-то. — Душой и телом кузнеца Ганса овладел демон!

— Он пропал для нас, отче! — заголосил другой.

Пастор нахмурился и внимательно посмотрел на Ганса, по-прежнему обводившего людей лютыми, безумными глазами, в которых не было и проблеска мысли. Затем сказал:

— Пропустите меня к нему!

Один из общинников, длинный, кадыкастый, тот самый, по приказу которого Галеба привязывали к кровати, глухо пророкотал:

— Отче, вам не следует этого делать!

— Возможно, — отозвался пастор, — но я слышу голос Господа, и он велит мне подойти к Гансу. Или ты хочешь поспорить с Богом, страж Отто?

Кадыкастый с хмурым видом опустил меч и шагнул в сторону.

Пастор прошел чрез разомкнутое кольцо общинников, остановился в трех шагах от обезумевшего кузнеца, посмотрел ему в глаза и проговорил властным голосом:

— Ганс? Ганс, ты слышишь меня?

Обезумевший кузнец вздрогнул и уставился на священника. Тот разомкнул уста для новой фразы, долженствующей отвратить заблудшего кузнеца от зла, но не успел произнести ни слова. Ганс вдруг поднял руки со скрюченными по-птичьи пальцами и, выкатив на священника налитые кровью глаза, медленно двинулся на него. Из оскаленного рта Ганса вылезли кривые, острые клыки.

Пастор Зиберт попятился, вскинул руку, перекрестил кузнеца и быстро проговорил:

— Да сжалится Господь над твоей душой, кузнец Ганс!

Затем развернулся и зашагал прочь, а общинники, подняв оружие, бросились на обезумевшего кузнеца. Тот вдруг повернулся и кинулся к овину. Общинники, воодушевляя друг друга воинственными криками, побежали за ним. Вскоре вся толпа скрылась в овине.

Остановившись перед Галебом, человек в рясе посмотрел ему в глаза и сухо проговорил:

— Ступай в дом. Тебе не следует на это смотреть.

В ту же секунду из овина донесся отчаянный вопль, затем раздались сразу несколько криков. Одна из стен овина с треском проломилась, и на двор выкатился какой-то общинник с вывернутой головой. Он упал на спину, дважды дернулся и затих. С лицом его что-то было не в порядке, и когда Галеб пригляделся лучше, он понял, что лица у общинника больше нет, а на его месте зияет багровая дыра.

В следующую секунду еще один общинник выскочил из овина и принялся с криками метаться по двору. Не успели пастор и Галеб ничего предпринять, как общинник с разбегу наткнулся на столб, отлетел в сторону и рухнул на землю с расколотой головой.

Какая-то женщина громко заголосила и бросилась к мужику с проломленным черепом. Только сейчас Галеб заметил, что во двор выскочили другие общинники. Он перевел взгляд на пастора и сипло спросил:

— Что там происходит, отче?

Человек в рясе не ответил. Он подозвал голоногого сорванца в дырявом картузе и коротко приказал:

— Принеси мне Книгу!

Мальчишка, весь пунцовый от волнения, кивнул и опрометью бросился в дом.

Теперь хор кричащих голосов из овина слился с причитаниями и воплями женщин во дворе. В это мгновение вернулся мальчишка, передал пастору толстую книгу в потертом темном кожаном переплете. Пастор зашагал к овину и через несколько секунд скрылся в темном зеве дверного проема.

Некоторое время ничего не происходило, и крики не смолкали, затем из овина стали выбегать люди. Вскоре девять человек, окровавленные, стояли во дворе, хрипло дыша. Несмотря на текущую из ран кровь, никто из них не уходил. Все они готовы были прийти на помощь пастору, если такая просьба прозвучит.

Оружие все еще было при них, однако Галеб заметил, что от лопаты, которую держал в руках один из общинников, остался лишь обломок черенка, а острия вил, которые держал другой общинник, изогнулись под самыми немыслимыми углами, и с концов их капала кровь.

Из овина донесся нечеловеческий вой, столь пронзительный, высокий и долгий, что у Галеба сдавило сердце. Он посмотрел на общинников, ожидая, что они бросятся на помощь пастору, но никто из них не сдвинулся с места. Мужчины и женщины словно оцепенели, а на лицах их, обращенных к овину, застыло выражение ужаса.

И вдруг вой оборвался. Несколько секунд стояла полная тишина, а затем послышались негромкие шаги, и из темного провала дверного проема вышел пастор, живой и невредимый.