Забавно быть студентом

Драчуны молчат, и только прижатый немаленьким весом Никлауса глава Совета Двенадцати угрожающе рычит на всю комнату.

— Доставала, слезть ты уже с Анхеля! — рявкаю я, окончательно теряя самообладание.

Медленно, словно бы нехотя, Никлаус поворачивает ко мне голову.

— Он тебя обидел?

Я громко и очень выразительно фыркаю и, как ни странно, точно так же поступают Морти и Анхель.

— Такую обидишь… — невнятно бурчит тигр, поднимаясь на задние лапы.

Но мнение Морти Никлауса не интересовало, он продолжал буравить меня пронизывающим взглядом, полным тревоги.

— Доставала, мне не нужна твоя помощь, — с максимальным пренебрежением во взгляде, чеканю я слова. — Я в состоянии сама постоять за свою честь и жизнь, поэтому в следующий раз, когда тебе приспичит геройствовать, шуруй спасать кого‑нибудь другого.

Серые глаза мужчины сужаются, по лицу пробегает тень ярости, а потом он резко поднимается на ноги.

Пару секунд мы, как в былые времена, молча испепеляем друг друга тяжелыми взглядами, а потом Темный криво ухмыляется.

— Надеюсь, твои новые друзья вернут тебя в усадьбу Даронов до того, как Эми, ведьма и эльф сойдут с ума от беспокойства…

Переступив через медленно тлеющее одеяло, Никлаус уверенным шагом пересекает разгромленную комнату и выходит вон.

"Да сколько можно‑то уже! — стонет дракончик. — Искалечили друг другу сердца и ходите с гордо поднятыми подбородками! Ладно, он идиот, но на тебя‑то что нашло?"

А я вдруг понимаю — действительно, идиоты! А еще в душе поднимает буря из сожаления и одиночества из‑за того, что он ушел, а еще страх, потому что тогда в нашем странном сне он сказал, что не знает, насколько его хватит.

А что, если теперь все? Что, если мои слова стали для него последней каплей, после которой он больше не станет сражаться за меня?

Не раздумывая, я кидаюсь к дверям, но на пороге притормаживаю и оборачиваюсь. Все‑таки Анхель отчасти прав — сначала долг, потом желания.

— Первый, — зову малость потрепанного мужчину, — а с какого языка вы переводили ритуал?

— Древний, — слизывая с разбитой губы кровь, откликается Тень.

Еще сама до конца не осознавая свалившейся на нас удачи, хитро улыбаюсь.

— Если дашь мне оригинал, я переведу все, что там написано, — тараторю я и, подумав пару секунд, добавляю: — Завтра с утра…

Посчитав, что и так сделала на сегодня достаточно для спасения мира, я вприпрыжку бегу по коридору, вслед за ушедшим мужчиной.

Ничего страшно с Темными землями за ночь не случится, а вот в моих и так чересчур сложных отношениях с Тринадцатым все может окончательно скатиться в Скол.

— Доставала! — кричу я, притормаживая на верхней площадке лестницы. — Никлаус!

Блин, да куда он мог деться?

Меня догоняет Рокки и с веселым лаем уносится вниз по лестнице, а затем я слышу ворчливые интонации Темного. Перепрыгивая через три ступеньки, несусь вниз, замечаю широкую спину мужчины и неожиданно замираю на предпоследней ступеньке.

— Тринадцатый…

Мужчина медленно разворачивается.

— Ну и? — холодно, с пренебрежением кидает он, приподнимая брови, а я, к своему ужасу, замечаю на темно — серой плотной рубашке алое пятно крови.

Черт! Кажется, Первый его задел во время драки.

"Или открылась одна из ран, которую ты ему нанесла", — жестко напоминает подарочек горцев.

— Как ты себя чувствуешь?

Доставала перехватывает мой взгляд, мельком смотрит на пятно крови, расползающееся по его одежде, и за один миг оказывается у подножья лестницы.

— А как должен чувствовать себя мужчина, которого отвергли? Кстати, поздравь меня, — серые глаза мужчины полны боли, — я первый рефаим в долине, кому вернули Светимость.

Он стоит очень близко, и при желании я могу запросто дотянуться до него и обнять, но не делаю этого.

— Я растоптан тобой. Я ранен. Я схожу с ума… — раздраженно выплевывает он слова. — Ну, что, теперь ты довольна? Теперь ты отомстила мне за тот раз?

Я закрываю глаза, чтобы не видеть боли и отчаянья в его глазах, и делаю шумных выдох.

"Скажи, что любишь этого Темного идиота, и дело закрыто", — нудит дракончик.

Скажи… Будто это вот так просто, взять и сказать!

— Мне страшно… — вырывается у меня помимо воли, а следом накатывает неожиданная волна слез, полных раскаянья. — Мне очень страшно, что ты больше никогда не скажешь, что любишь меня, не назовешь Ангелом, не поцелуешь…

Слезы, горькие и противные, подступают все ближе и ближе, но я закусываю нижнюю губу и стараюсь унять этот поток. Надо держаться, надо быть сильной до конца.

Мои глаза все еще закрыты, поэтому звук удаляющихся шагов становится для меня полной неожиданностью.

"По ходу дракон был прав, — задумчиво произносит пессимизм. — Надо было сказать, что любишь. А теперь мы окончательно его потеряли…"

Распахнув глаза, я с ужасом и болью наблюдаю за тем, как с каждым шагом все дальше и дальше удаляется от меня Никлаус.

Не реветь! Только бы не зареветь!

— Ник… — все‑таки всхлипываю я сквозь горечь в горле, ощущая, как по щекам скатываются слезы. — Ник, прости меня!

Оставаясь все таким же безучастным, мужчина дергает на себя входную дверь, и в помещение тут же врывается свежий воздух.