За землю отчую.

Это было первое пепелище, которое встретилось ватаге. Долго разглядывали они погибшее поселение. Село сие было до нашествия большое, почти полугородок,— рассказывал спасенный ими мужик, звали которого Ермак. Несколько десятков изб, хоромы сына боярского Козла, володаря деревни, хозяйственные постройки, церквушка со звонницей* и колоколом. Случилось все нежданно и негаданно накануне утром. Крестьяне занимались своими обычными делами. Мычали коровы, мекали козы, пере-, кликались собаки и петухи. Ермак чинил плетень во дворе, молодая жена его Ладушка кормила грудью первенца. Вдруг раздался пронзительный страшный клич «урагх!» — и в село хлынули ордынцы. Звонарь успел влезть на колокольню. Его никто оттуда не снимал, просто подожгли звонницу. Над селом долго звенел набат вперемешку с вражескими воплями, криками жертв. Потом набат затих — церковь обвалилась и погребла колокол вместе со звонарем.

Когда в избу ввалились ордынцы, Лада стояла у люльки с поднятым над головой топором. Первый нукер упал с раскроенным черепом. Не слышала, как просвистел аркан; ее выволокли за ноги из избы. У порога лежал намертво связанный ремнями Ермак. Ордынцы вынесли из дома все, что могли, и подожгли его. Ножом полоснул сердце детский плач. Лада рванулась, но ее крепко держал за волосы степняк. С расширенными от ужаса глазами смотрела на воющее пламя, не чувствуя боли, рвалась из рук насильника, пока не обрушилась крыша и детский крик захлебнулся навсегда...

Лада затихла на »мгновение, затем внезапно извернулась и, оставив в руках у ордынца прядь своих волос, вцепилась ему в горло. Ордынец захрипел и обмяк — откуда только взялась у женщины такая неистовая сила?!. Безумный взгляд несчастной остановился на муже. Она взвалила его на спину и, шатаясь, пошла к лесу. Изба стояла на краю села, и ордынцы не заметили их. Через час все было кончено. Скот, молодых баб и мужиков насильники угоняли в полон, остальных перебили. Многие сгорели заживо.

«Развяжи меня, Ладушка...» — просил Ермак, но обезумевшая жена не отвечала. Остановилась, прислушалась, осторожно опустила мужа на землю, прислонила к дереву и спряталась в кустах...

Обеспокоенная близостью ордынцев ватага в тот день не пошла дальше. После недолгого совета лесовики решили пробираться на Верховские земли ночами, а в светлое время, укрывшись в лесу, отдыхать.

Проходя неподалеку от лесной дороги, ватажники увидели свежие следы вражеского ночлега. Тлеющие головешки костров, отпечатки лошадиных копыт, обрывки одежды, где вповалку спали связанные пленники, оброненная кем-то из ордынцев плетка-свинчатка, сыромятный ремень...

В тот же день исчезли Ермак с Ладой, больше лесовики их так и не видели.

На каждом привале Гордей выставлял дозорных. Ставили и Федора, он сам попросил атамана об этом. Но ему, должно быть, по-прежнему не доверяли,— всякий раз рядом крутился кто-нибудь из ватажников.

Чем дальше удалялась лесная ватага от Коломны, тем чаще ей встречались сожженные, безлюдные поселения, участки сгоревшего леса. Ближе к Серпухову, где прошли ордынские полчища, все было превращено в пепел. Враги не пощадили ни одного городка, ни одной деревни; жители перебиты или уведены в полон. В руинах лежали не только московские поселения, но и принадлежавшие великому князю рязанскому Олегу.

Опасаясь нукеров, лесовики Двигались ночами. Оголодает. Питались одной рыбой, зверье и птица, распуганные пожарами и ордынцами, исчезли.

За эти несколько дней Федор, благодаря Митрошке, многое узнал о своих спутниках. Ивашко-кашевар, пригожий русый парень, стал ватажником из-за того, что убил княжьего человека, обесчестившего его сестру. Худой, с подбородком в пол-лица Митька Корень за долги был посажен в яму-темницу, его заставили подписать кабальную грамотку на холопство, и тогда он ушел в леса. Пожилой дряблолицый Рудак не поладил с боярским управляющим - дворским. И так большинство. Сам Митрошка раньше жил в Серпухове, считался в городе искусным швецом — шил одежду для бояр и боярынь. По характеру своему был он добрый и беспечный человек, угощал многочисленных дружков, раздавал прибыток взаймы, а потом жил впроголодь, считая каждую денгу. В боярских дворах на швеца смотрели, как на животинку, вели при нем всякие разговоры. А он исправно рассказывал обо всем приятелям. Серпухов всегда был полон слухами о том, что делается в доме у того или другого боярина. Но однажды из-за его болтовни произошла ссора между серпуховским воеводой и тысяцким князя Владимира Серпуховского. Митрошка едва успел сбежать из города. Несколько лет скитался по Руси, побывал в Рязани, Твери, даже Новгороде. Потом перебрался в Алексин, поближе к Серпухову, но в самом

юроде появиться не посмел — там о нем еще не забыли. Тогда Митрошка решил податься в Коломну и по дороге пристал к разбойной ватаге, орудовавшей в окрестных лесах. Вначале лесовики на него косились, а потом привыкли. За швецкое умельство, неунывающий нрав и бесчисленные затейливые россказни признали его своим.