За тихой и темной рекой

— А там, кроме него, никого и нет, — соседка говорила тихонько, так, что Кнутову пришлось вслушиваться. А для этого, естественно, приблизиться к собеседнице на угрожающе короткое расстояние. — Катька уехала. Сегодня. С рассветом.

— И куда?

— Да кто ж её знает! Пришла зарёванная. Мол, всё плохо. Бросили её. Решила уехать, искать своё счастье.

— Вон как… Так, с ходу, и искать?

Ехать Катерине некуда, потому как город закрыт из-за военных действий.

— А куда же откладывать? Катька-то беременна. Говорит, упущу сейчас мужика, потом ищи ветра в поле.

— Что, прямо так и сказала? — глаза сыщика невольно таращились в вырез.

— Именно, — выдохнула женщина.

— И куда поехала не сказала?

— Нет. Просила только, чтобы я присмотрела за её отцом.

— Понятно, — протянул Анисим Ильич.

Вопросов более можно и не задавать. Иванова дальше города никуда не денется. И другое: обыскать дом можно и без выдуманной версии: пьянчуга наверняка и так ничего не сможет понять, что происходит в доме. Но оставлять столь приятное общество просто так никак не хотелось.

— А, простите, как сударыня отнесётся к тому, чтобы провести ближайший вечер в приятной компании?

— Вы намекаете на себя, что ли? — Черные бровки вновь взлетели вверх.

— Так со мной рядом, как вы изволили заметить, более никого нет.

— Но ведь мы даже не знакомы…

— Прошу прощения, — Кнутов слегка поклонился. — Анисим Ильич. Как изволите заметить, в возрасте. Холост. Служащий.

Женщина зарделась:

— Анастасия.

— А по батюшке?

— Можно и так.

— С превеликим удовольствием. Так я к вам загляну, завтра. В семь вечера.

Женщина стрельнула глазами и, слегка поглаживая рукой крепкий стан, вернулась к своему занятию. Кнутов присвистнул от восхищения и тоже вернулся к цели визита.

Перевернув весь дом сверху донизу, он ни единого предмета, связанного с убийствами Кузьмы Бубнова и учителя Сухорукова, так и не обнаружил. Потом сыщик ещё раз заглянул в хозяйские апартаменты: старик Иванов, видимо, проснувшись от шума в хате, единственное, что смог сделать, так это сесть. Анисим Ильич притулился перед стариком на корточки:

— Что, дед, хреново?

Мужик закачал головой.

— Вот и мне хреново. Куда дочка-то намылилась? Не знаешь? Да не разевай рот, и так вижу, что не ведаешь.

Кнутов поднялся и уже было собрался покинуть хату, но вновь подошёл к старику.

— Эй, дед, а намедни у тебя, случаем, двое мужиков не сидели? Один офицер, с усиками. А второй в очках. Учитель.

Иванов устало прикрыл глаза и принялся что-то невразумительное булькать. Кнутов прислушался. Из всего бормотания сыщик смог разобрать только два слова: штиблеты и водка.

— Понятно. Допился ты, дед, до чертей, — отмахнулся от протянутой дрожащей руки старика Анисим Ильич и снова направился к двери.

Наутро Белый с трудом оторвал голову от подушки. Спать хотелось немилосердно. До четырёх утра они вместе с Рыбкиным производили передислокацию орудий. После чего уже вместе с военным комендантом Арефьевым сделали повторный объезд замаскированных артиллерийских точек. Провели проверку постов, которые выставили на двух выездах из города, особое внимание уделив тому, что контролировал дорогу в сторону Марковской. За ночь, как выяснилось, город покинули только два человека. Дед и молоденькая девчонка.

Только где-то около шести Олег Владимирович смог добраться до нумера и, не раздеваясь, упасть на твёрдое ложе. Сон к нему пришёл какой-то сумбурный. То виделась матушка, сидевшая в саду, в беседке, как обычно, с книгой в руке. А вокруг беседки моросил мелкий дождь. И радуга. Над беседкой разноцветным коромыслом висела радуга. Потом в сон, непонятно как, пришёл Хан, уголовный авторитет из Одессы, поддерживавший связь с турками, которого Белый убил полгода назад. Хан, стоя под дождём, молча ел незнакомый Белому плод, а сок кровавыми пятнами стекал с подбородка уголовника на белую льняную рубашку и расплывался по ее полам. Затем мелькнул образ Анны Алексеевны, но тут Белый заставил себя проснуться.

Голова гудела, словно по ней стучали сотнями маленьких, металлических молоточков, как в музыкальной шкатулке.

— Человек! — хрипло выдавил из себя Олег Владимирович, но никто не откликнулся.

Вот же… Белый, разделся догола, прошёл к умывальнику и, как смог, вымылся, растирая по телу тёплую, нисколько не бодрящую воду. После надел костюм и спустился вниз, в ресторацию, где, кроме прислуги, никого не было. Олег Владимирович рухнул на стул и, облокотившись на столешницу, потребовал крепкий кофе.