За пригоршню баксов

– Ну что за вопросы такие? – вздохнул Марецкий и печально посмотрел на собеседницу. – Что для вас музыка? Каковы ваши творческие планы? Над чем вы сейчас работаете? Это же все бред, Машенька. Вы где учились журналистике?

– МГУ, – едва слышно ответила девушка, краснея уже до свекольного цвета. – Факультет журналистики.

– Так, понятно, – взял инициативу в свои руки Марецкий. – В любом случае выкиньте из головы все вопросы, которые вы заготовили заранее. Оставьте только то, о чем хотели бы меня спросить, но боялись. Или стыдились.

Он широко улыбнулся, давая понять, что сердиться не будет. Позвал официанта.

– Нам вина для девушки. Машенька, вам белого или красного? А, ладно, красного. Потом еще мясного чего-нибудь. Маша, вы не вегетарианка случайно? Нет? Вот и славно. Значит, мясного чего-нибудь. Салат – такой же точно, как мне принес. И вот грибы еще у вас хорошо готовят. Грибы есть? Неси! Так вот насчет интервью, – это уже Маше. – Давайте что-нибудь живенькое соорудим, а? Ну, например, такой вопрос: музыка эротична?

Маша снова покраснела.

– Вы вообще откуда? – спросил у нее Марецкий. – Ведь не из Москвы, верно?

– Из Торжка.

– Господи, славно-то как – из Торжка! – почему-то обрадовался Марецкий.

Он уже прилично выпил, и градус его настроения стремительно рвался ввысь.

– Итак, об эротичности музыки. Знаете ли вы, милая моя Маша, что когда женщина говорит мужчине «да», в пятидесяти восьми процентах случаев, согласно статистике, при этом звучит музыка?

Официант принес вино, налил в бокал, который поставил перед девушкой. Марецкий с готовностью поднял свою рюмку:

– За вас, Маша!

У него был пьяный и жадный взгляд.

В ресторанном зале появилось еще одно действующее лицо. Пришел молодой парень и занялся музыкальной аппаратурой, которой был уставлен небольшой пятачок почти игрушечной сцены. Китайгородцеву пришлось развернуться и сесть иначе, чтобы держать парня в поле своего внимания.

– Музыка – это жизнь, Машенька, – продолжал опутывать словесами свою собеседницу Марецкий. – Невозможно заниматься этим делом с восьми до семнадцати с часовым перерывом на обед. Этим надо жить. Этой атмосферой надо пропитываться. Кстати, хотите?

– Чего? – обмерла Маша.

Марецкий засмеялся, набрал какой-то телефонный номер.

– Гриша, привет! Это Марецкий. Что делаешь? Ну, это пустое, брат. С утренней головной болью надо бороться. Приезжай ко мне. Я в «Кахетии».

Продиктовал адрес.

– Только ты на такси поезжай, Гриша, а то в метро тебя заберут, я же знаю. Ничего, что денег нет, я заплачу. Ах, тебя в такси не посадят? Да, брат, вид у тебя еще тот, я просто подзабыл. Тогда вот что. Ты позвони Лелеку, он пускай заедет за тобой, и вы поедете вместе. У Лелека вид поприличнее, просто-таки профессорский вид, с ним тебя в такси посадят. И гитару свою возьми непременно, Гриша. Сегодня будет большой концерт. Лелеку, чтобы он не артачился, скажешь, что я угощаю.

А минут через тридцать в ресторан вломилась гомонливая орда кое-как одетых, нестриженых, весьма неопрятных и явно не успевших протрезветь после выпитого накануне людей. От самых дверей за ними бежал охранник, но справиться с этим нашествием ему одному было не по силам.

– Это ко мне! – смеялся Марецкий.

Тут был Гриша – долговязый длинноволосый парень с бородой и усами, чрезвычайно похожий на Иисуса Христа. Был и Лелек, который и вправду очень смахивал на профессора – очки, бородка, округлое лицо и рассеянный взгляд. Все прочие прибывшие, как оказалось, до глубокой ночи пьянствовали на квартире Лелека-профессора, слегли только под утро, подкошенные безуспешными поисками закончившейся так некстати водки, и вдруг раздался звонок от Гриши, сообщившего Лелеку, что Марецкий приглашает и Марецкий угощает, и этот звонок был воспринят как подарок свыше, как благоволение небес, и тотчас же без всякого голосования было принято единодушное решение ехать всем вместе.

На всю компанию было две гитары, так что, по всей вероятности, предполагался концерт, но прежде требовалось привести артистов в работоспособное состояние, для чего щедрым Марецким для гостей были заказаны водка и пиво. Распорядитель ресторана, с подозрением глядя на Марецкого и вообще будучи не в восторге от присутствия этой беспокойной компании в стенах вверенного ему заведения, потребовал сразу же оплатить счет. Марецкий не возражал. Принесли спиртное. Через десять минут зазвучали первые аккорды.

К удивлению Китайгородцева, эти неопрятные и подозрительно выглядевшие ребята играли очень даже неплохо, и дело было даже не в мастерстве (в музыке Китайгородцев не считал себя специалистом), а в том, чему обычно дают определение: «Играют с душой». Еще про такое говорят: «Цепляет». Это была игра, которой невозможно научить, она прорывалась сквозь быт и нелепости жизни, сквозь затягивающую тину неустроенности и беспробудного пьянства.