За несколько стаканов крови

Эргоном, без труда угадав их мысли, наградил обоих насмешливым взглядом. По-настоящему он был не в претензии на подельников за тот провал, ведь они провалили не его приказ. Напротив, был рад, что не стали рисковать жизнями — в ту минуту никто еще не мог представить, что на бригадира снизойдет дух милосердия.

— Сдал! — убежденно повторил Эргоном. — Если кто-то заботится о жизни тех, кто хочет его убить, значит, о грехах задумался, а это для разумного все равно что сразу лечь да помереть. Тучко сломался, чует, что ему конец, вот и чудит. Начинаю понимать, чем он занимался с того дня, как бригаду бросил.

— И тшем? — спросил эльф.

— А ничем. Сидел где-нибудь в лесу на пне да клял судьбу. Тем не менее охотиться за ним — дело хлопотное и рискованное. То есть совершенно для нас не подходящее. Нас теперь должна заботить политическая борьба, а не авантюры.

— Я тебья не понимаю, Эргоном, — покачал головой Гемье и выразительно посмотрел на бричку. — Говорьишь — политик, но настояль, чтобы ми приехаль сюда…

— Это ты пока еще в политике не разбираешься, — снисходительно усмехнулся Эргоном. — Я ведь говорил: мы выехали в предместье, чтобы провести социальный мониторинг… — Он осекся: как-то слишком уж внимательно слушали его подельники. Эргоном понял, в чем дело, и вздохнул: — Да, а грамотность-то надо повышать, не дай бог, вы мне прилюдно мониторинг с мародерством перепутаете. В общем, официально мы тут с населением беседовали, а это, — он кивнул на бричку, — это нам понадобится на представительские расходы… на взятки, — популярно объяснил он. — С другой стороны… Ах, черт возьми, с другой-то стороны, наш бригадир — лакомый кусочек!

Гемье и Васисдас терпеливо ждали окончательного решения, а Эргоном никак не мог его принять. Намерение стать политиком отнюдь не было поколеблено, и путь этот оставался самым разумным. Он видел вокруг бездну примеров, когда всякий, не желающий работать ни в поле, ни у станка, но при этом не имеющий ни талантов, ни образованности для любого рода интеллектуального труда, объявлял себя политиком — и это никого не удивляло. В такой среде Эргоном, с его цепким умом и богатым жизненным опытом, легко мог сделать блестящую карьеру.

Но очень уж большой куш обещала удача в непростом деле поимки бригадира!

— Уж представительскими расходами его наследство обеспечило бы нас надежно! — размышляя вслух, проговорил Эргоном. Наконец он решился: — Ладно! Самое главное сейчас — не допустить, чтобы герильясы своего добились. Тогда мы просто приведем как-нибудь на то самое место толкового мага…

— Ох, Эргоном, не ми одни так думали, но пока что никому не удалось, — засомневался Гемье.

— Конечно, не удалось: маги такого уровня на дороге не валяются! Вот как раз в правительстве я и надеюсь отыскать подходящего. Но раз уж Тучко не проявил благоразумия и не удрал из графства, парни вполне могут исхитриться загнать его в угол. Вот этого допустить нельзя. Поэтому сделаем так: отправляйтесь-ка вы с герильясами. Постарайтесь разбередить Ляса, чтобы он обязательно Хмура шлепнул. Ну а если другие не дадут лешему этого сделать и приведут Хмура на место раньше, чем я появлюсь или дам о себе знать… Тогда, несмотря ни на какой риск, кончайте бригадира и сматывайтесь. И раз уж вы за это дело взялись, лучше вам меня не разочаровывать. Все понятно? Тогда дуйте к герильясам, думаю, они уже снарядились.

Эргоном запрыгнул на облучок и вдруг спросил:

— Да, кстати, надеюсь, вы карманы набили не для себя, а на продажу?

— Коньечно!

— Само сапой!

— Это раньше как-то не обсуждалось, так что на всякий случай говорю: если замечу, что кто-то из вас на дрянь польстился, убью на месте.

Он взялся за поводья и направился в Лионеберге, оставив подельников провожать грустными взглядами бричку, заваленную барахлом, которым они разжились во время мероприятия, так и оставшегося для них «социальным мониторингом».

Эргоном без спешки катил по дороге и старался сосредоточить мысли на предстоящей политической игре, но это оказалось не очень легко. До вчерашнего дня он не вспоминал о бывшем командире. Когда Тучко исчез, вместе с ним исчезли бригадные списки: то ли он забрал их с собой, то ли вообще уничтожил в каком-нибудь порыве самоистязания — Эргоном не интересовался. Если остальные бойцы в большинстве своем ругательски поносили бригадира лишь за то, что они теперь не могли претендовать на преференции, обещанные кохлундским правительством для герильясов, то новоиспеченный политик был только рад. Отсутствие документов давало свободу маневра и позволяло при необходимости обзавестись любым прошлым в зависимости от обстоятельств. Для политика это большой плюс.