За несколько лет до миллениума

он постепенно, взрослея, пришел к себе сегодняшнему — философски мудрому, усталому, немного ироничному поэту, который оглянулся назад и увидел прошлые свои ошибки, а еще увидел, что, несмотря на эти ошибки, ничего не растерял по пути, а напротив, пришел обогащенным.

За белым снегом — серый снег…
А за удачей — неудачи…
Прошу прощения у всех,
Кого оспаривал иначе.
Я долго верил в чудеса.
И верю до сих пор, однако
Бледнеет летняя краса,
И нависают глыбы мрака.
Но все ж, придавлен маетой,
Он вырывается Оттуда —
Упрямый лучик золотой
Хранимого душою чуда…

Он автор нескольких детских книжек. Красочные, яркие, они всегда привлекали возбужденное внимание ребенка. И надо сказать, дети не обманывались в своих ожиданиях. В книгах Владимира они находили то, чего им не хватало.

Вся жизнь его течет на реке, поэтому Волга не могла не задержаться в его стихах:

Да, в небо я уйду, как тихий дым,
Но все ж останусь на земле на этой —
Пусть и не самородком золотым,
А волжскою песчинкою несметной.
И выйдя без котомок на порог,
Пускаясь в путь таинственный и долгий,
Сожму в ладони милый полынок,
Вдохну не вечность —
вечный ветер Волги…

Сталинград и современный город, Заволжье, озера и ерики, деревни и люди, что в них живут, — все находит точное отражение в стихах Мавродиева, но от этого он не становится бытописателем. Строчка его не обращается сухостью очерка, нет, она, как живая ветка вербы, остается напоенной поэзией и готова распуститься набухшими почками метафор.

Заря еще чуть-чуть прибавит,
И вздрогнут сонные дома.
И над столетними дубами
Белесый заклубит туман.
Потом — от ясеней к березкам
И от рогозов — в ивняки
Золотоносные полоски
Пролягут мягко, как мостки.
Потом нудливо, без утайки
Комарьи загудят столбы,
И мошкары скребливой стайки,
Куда ни глянь, вскипят, как пыль.

Вот он, рассвет в Заволжье во всей его красе!

О природе у Мавродиева написано много, написано щедро, густыми красками и акварелью, китайской тушью и карандашом, пастелью — от инструмента меняется изображение мира, но не меняется сам мир. В поэтической душе живет красота и стремление к идеалу. Почему-то у нас иной раз путают эталон и идеал. Эталон — это образец для подражания. Идеал — это недостижимый образ, о котором мечтаешь. В стихах В. Мавродиева живет сказочная тоска по невероятному. И — осознание приближающегося холода.

Будто кутенок у ног —
Лета последний денек.
Глажу его
и лохмачу…
В миске не тронет кусок,
И, хоть совсем не продрог,
Все-таки просится в дачу.
Нет уж — побегай окрест:
Зелен и весел наш лес,
Ветры еще — на запоре.
Днем бы пошлялся, балбес.
Вечером — в осень пролез,
Дырок-то сколько в заборе!
Но не отходит от ног
Лета остатний денек.
Чует он все по-собачьи:
…Лед вдоль измятых дорог.
Твердый, голодный порог
На заколоченной даче…

За восхождением всегда следует спуск. Нам всем придется спускаться по ледяным скользким ступеням, жалуясь старчески, что стихи не пишутся, что образы не придумываются, что мир уходит, а мы безнадежно отстаем от него.

Может быть. Но пока еще рано. Ведь не зря же один из последних изданных сборников В. Мавродиева называется «Вечное утро». Рассвет всегда лучше заката, он обещает будущий день, полный вишневого цвета и тополиного пуха, высоких стремительных стрижей в небесах, паутину со странствующими пауками, плески сазанов на тумакских заводях, снежных лебедей над подернутым туманом озером, а самое главное — рассвет всегда говорит о том, что поэзия не кончится, она будет продолжаться новыми стихами.

Отцовский крест

А славно однажды выйти на улицу и сжечь старые тетради, оставив только самое значительное и правильное из того, что ты написал. Только вот немногие решатся на это, потому что сидеть им тогда перед чистым листом бумаги.