Если для мужчины поэзия (равно как и иные виды творчества) есть способ осмысления окружающей действительности и поиска своего места в ней (этому подчинена даже любовная лирика), то для женщины — это способ выразить свои чувства к любимому. Никогда мужчина не найдет столько слов и эпитетов к своей единственной, сколько их найдет в подобном случае женщина.
И никто, кроме нее, точнее не выразит чувства.
Женщина в поэзии парадоксальна, зачастую она видит то, чего нет, а чаще то, что ей хочется видеть. Полноте, да только ли в поэзии?
А если она рассматривает несбывшийся вариант… Тогда она безжалостна даже к себе, пусть говорят, что никто не умеет жалеть так себя, как женщина.
Стихи — это слепок с души автора, если хотите, его тайная, иногда даже невнятная мысль, которую чувственность сформирует позже родившегося стихотворения. Поэзия — образность. Например, такая:
Мы вброшены в невероятность жизни. Иногда она кажется странной, словно все это случается не с нами, кажется, что все происходящее вокруг не имеет к нам ни малейшего отношения. Мы пытаемся выстроить не сложившееся когда-то отношения, мы пытаемся увидеть тайный смысл в движении муравья по стене, в подмигивании звезд с неба, в скрипичной музыке августовских кузнечиков, печалящихся в уже начинающей жухнуть траве. Но тайного смысла нет, и все обыденно в мире — муравей ползет в пространстве и времени, подергивая усиками часовых стрелок, он уносит нас в темную и теплую пустоту забвения, заставляя вновь печалиться и вздыхать.
Певец Мещеры, Волги и любви
При неярком свете пройтись по пустынным гулким коридорам Дома культуры завода имени Петрова, слыша шорохи и полустертые голоса тех, кто шел этим же путем в прошлом. Обойти запертые кабинеты, посмотреть на глухо молчащие двери и вернуться на первый этаж за стол, на котором горит лампа. Стихи всегда одним из родителей имеют одиночество, поэзия не терпит суеты.
Так считает волгоградский поэт Борис Гучков.
Он большой поклонник Сергея Есенина. Не потому ли в его стихах собственное самовыражение переплелось с народным творчеством, не потому ли он пишет о том вечном, что составляет, по сути дела, любую человеческую жизнь: о любви, о доме, об окружающих людях и вещах, о матери и о детстве, возвращаясь и возвращаясь мыслями к своему кумиру.
Душа его не принимает случившихся перемен. Впрочем, этих перемен не принимают многие: над нашей многострадальной страной начат очередной эксперимент в назидание всему миру, поэтому хорошо понимаешь возглас одной из российских женщин, которая в своем письме в «Комсомольскую правду» со вздохом попросила: «Дайте пожить!»