За Камнем

- Басманову-то? Да, сгодится козочка потаковнику царскому! - согласился Скуратов, осклабившись, и сказал Акиньшину с недобрым прищуром: - А ты пиши давай, пиши, писарчук!

И Стёпша писал, высунув кончик языка от старания: "... на Москве отделано в феврале сего года 116 человек, поимённый список прилагается..."

Петька Иволгин, загородивший тогда Стёпшу от взгляда Малюты, с тех самых пор взял писаря под своё крыло. Угощал в кабаке вином, похлопывал по плечу, выказывая перед всеми дружбу. А однажды неожиданно спросил:

- Дочку боярскую помнишь, которую пожалел?

- Ну?.. - Не зная отчего, Стёпша испугался.

- Я её Басманову-то не отдал. В тереме спрятал. Хочешь покажу? Да не бойсь, экий ты нежный, инда пот на губе выступил. Утрись! - Брезгливо бросил в лицо платок.

Петька привёл Акиньшина в дом и оставил в горнице одного. Пока гость осматривался и дивился на богатое убранство, неслышно вошла она. Прежняя девчонка, одетая в смирные одежды. Коса спрятана под низко повязанным платом. Глаза в пол-лица. Личико бледное. Увидела Стёпшу, залилась слезами.

- Ну, чего ты, милая? Обижают тебя? Ну, не реви. - Писарь сунул ей в руки платок и в растерянности оглянулся: куда подевался Иволгин?

Сиротка прилипла к груди и продолжала обливать слезами его суконный кафтан. Стёпша стоял истуканом, не понимая, что делать.

Наконец она отстранила мокрое опухшее лицо и сказала:

- Спаси меня, добрый человек! Увези отсюда! Буду тебе женой верной, али сестрой, коль жена есть.

Писарь опешил.

- Нету жены... Да как я?.. Куда увести? Разве ж я могу? Не свободен... на службе государевой...

Боярская дочка, имя которой Стёпша никак не мог вспомнить, снова заревела. Стёпша растерянно гладил её по голове, по горестно вздрагивающим худеньким плечам.

- Ну, что, поладили? Вот и славно! - Круглое лицо Иволгина излучало благодушие.

Вместе с ним в комнату вошёл человек в монашеском одеянии.

- А вот и поп! Он вас и повенчает. А я, - Иволгин приосанился, - буду боярышне заместо отца, в застенках убиенного. - Петька лукаво подмигнул Акиньшину, подводя к нему девушку.

Писарь от такого нежданного поворота онемел, не нашёлся чего сказать. А девчонка перестала плакать, глянула радостно на Степана. Но, увидев оторопь на его лице, учуяла подвох, обернулась на Иволгина.

- Окромя тебя, Стёпша, у Марфиньки и нет никого, - сказал Иволгин бодро, шмыгнув вздёрнутым, коротким для мужеского лица носом.

У Степана шла кругом голова. Он так до конца и не понял толком, что произошло потом. Ряженый поп быстро отчитал какие-то слова, быстро осенил молодых крестом и так же быстро исчез. Марфинька несмело улыбалась.

Подталкивая гостя к двери и воровато оглядываясь, Петька зашептал:

- Ты, Степан Прокопьевич... вычеркни Марфушку из списков.

- Как это?

- А вот так. Вообще чтоб не упоминалась в документах рядом с именем отца-изменщика. Напиши, что было у него не шесть, а пять дочерей, которых для нужд отдельного войска оприходовали. Всему тебя учить надо, молокосос! Ну, ладно, теперь проваливай! Меня твоя молодая жена ждёт, - Поганый друг глумливо подмигнул и захлопнул за писарем дверь.

Степан повернулся, заколотил в дверь, что есть силы. Она внезапно распахнулась. Но вышел не Петька, а два дюжих молодца, которые легко скинули щуплого писаря с крыльца, гвазднули рожей в лужу.

Имя Марфиньки Акиньшин из списков вычеркнул, а саму её больше никогда не видел. Не видел и Иволгина.

Говорили, будто новгородский архиепископ Пимен и бояре желают Новгород и Псков отдать польскому королю Сигизмунду, а царя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича злым измышлением извести. Это ж сколько крамолы угнездилось в русской земле! Работы у писаря прибавилось. Знай, успевай точить перья!

Перебравшись через реку, беглец упал в траву. После ледяной воды бросило в жар. Надо остановиться передохнуть, обдуматься. Стёпша снял и отжал кафтан, рубашку, штаны, вылил из сапог воду. В голове роились невесёлые мысли.

Уж не Иволгин ли донёс? Только в чём Степанова-то вина? В чём измена? В том, что вымарал имя несчастной из списков? Так по наущению того же Иволгина. Стёпша ведь думал, что царский опричник спасти хотел безвинную от сотоварищей. И это у Иволгина получилось - рукою писаря вычеркнул, укрыл её от сластолюбцев царских. Но, как оказалось, сделал это вовсе не из жалости к сироте. Сам, курощуп, решил пользоваться боярышней - втихаря от царя и Малюты.

Подул ветер, знобко пробежал между лопаток, закружил смерчем белые лепестки, бросил в лицо обрывки черёмухового цвета. Назад хода нет. Убьют без суда. Не такую мелюзгу, как он, скручивали, за меньшие проделки наказывали. Надо бежать! Переждать, пересидеть у брата. А после... Что будет после, Акиньшин не знал.

Тайные пути Промысла человеку не ведомы.

Брат, к которому добрался грязный беглец в оборванных одеждах, в дом не пустил. Тайком от жены и ребятишек втолкнул Стёпшу в сараюшку. Принёс хлеба да кринку молока. Подождал, пока поест младший, выслушал всю историю и сказал, задумчиво оглаживая усы: