За что не берутся даже джинны

Нечего сказать, умеет он поднять настроение.

— Имей терпение, Хаят, — мягко рассмеялся женский голос. — У нас много другой еды, и она может быстро испортиться, если ее не съесть. К тому же у девчонки есть тигр. У него острые зубы и опасные когти. Мне бы очень не хотелось познакомиться с ними поближе.

— З-з-значит, ты собр-р-ралась водить девчонку вечность? Она исхудает, а плоть ее станет жесткой, как подошва.

Они что, действительно собрались меня съесть? Ну ничего себе нравы у них в пустоши! Внезапное осознание шокирующих намерений бессовестно съесть меня любимую заставило буквально озвереть. Разумеется, шерстью я не покрылась, но рык вышел не хуже тигриного. Тиграш мною гордился бы.

— Ой! Что это? — испуганно пискнула та, кого называли Джуллинар. — Нас подслушивают. Какая наглость!

Лично я не находила ничего наглого в том, чтобы узнать коварные планы неизвестных на мой счет. Почему я решила, что есть собрались именно меня, а не кого-то еще? Так в пустыне не тьма-тьмущая дам с верховыми тиграми в любимцах.

— Брось, Джуллинар-р-р. Ты с-с-с-тала с-с-слишком нервной, уже боишься с-с-собс-ственной тени. Это воет ветер пус-с-стоши, а в его голосе иногда с-с-слышатся с-с-странные вещи. Н-н-некоторые с-с-считают, что в нем можно услышать плач ж-ж-женщины.

Я ошпаренной кошкой метнулась к дому, где велась практически светская беседа. Не хватало еще, чтобы перепуганная моими воплями тетка пошла проверить, кто там шумит, и наткнулась на меня. Разумеется, элегантность и грация хищника никогда не были моей сильной стороной и наличие парных клинков только усугубляло мою неуклюжесть. Пытаться преодолеть полосу препятствий в темноте, практически не зная особенностей местного ландшафта, мог лишь законченный оптимист. В итоге я споткнулась о первый же выступ и полетела вперед, как выпущенный из пращи камень, с той лишь разницей, что камни обычно проделывают трюк молча, а вот я не удержалась и орала так, что глухой услышит и удивится невероятной силе моих легких и голосовых связок. А вот насчет широты диапазона не уверена. Я не знаток.

Личности, которые вели милую беседу в полуразвалившемся доме, не могли не заинтересоваться экзотическим пением, отдаленно напоминавшим сочетание звуков сирены «скорой помощи» и автосигнализации. Но выйти из помещения, дабы узреть непосредственный источник воплей, беседующие не успели. Я жестоко впечаталась в каменную стену, издала сдавленный писк, оплакивая ушиб всего организма, и мысленно представила себя на больничной койке, всю в гипсе и на растяжках. Надо мной склоняются участливые лица врачей в белых халатах, они ласково улыбаются, но по затаенной грусти в глазах читаю: «Эх, жалко девку! И не пожила-то еще!..» Трагизм ситуации впечатлял. По пыльной щеке одиноко скользнула слеза неизмеримой скорби, оставив мокрую полоску.

«Тяжело, наверное, с такой фантазией жить…» — непрошеным гостем ворвался Кумивар в мой приступ жалости к своей побитой персоне.

Я издала стон раненого слона и попыталась отделить многострадальный организм от каменной кладки. Но выходило нечто вроде судорожного царапания с качественной поломкой всех ногтей и противным скрежетом рукоятей по камню. Жалость-то какая! Не то чтобы я всерьез рассчитывала сохранить приличный маникюр в антисанитарных условиях, но почему-то ногтей было жаль.

«Ты отбила ребра и много чего из жизненно необходимого, а жалеешь о потерянных ногтях? О, женщины! Никогда вас не понимал», — подал голос Разящий.

Ну надо же! И этот лезет со своей критикой. Ему-то легко, он железный! Я горестно всхлипнула и, собрав остаток сил, мстительно пнула каменную кладку. О чудо! Стена подалась вперед… Странно. А я уже с ней сроднилась. Прямо жаль расставаться. Остатки крепкой на вид стены, которые до моего прибытия в пустошь худо-бедно просуществовали не один десяток лет, а быть может, и несколько столетий, рухнули с гулким стуком камнепада. Перед опешившим собранием я предстала в пыли, осколках и со зверским выражением лица. Хм… Собрание, мило обсуждавшее меня в качестве меню к своему обеду, ужину или, судя по времени суток, раннему завтраку, подобралось колоритное.

Внутри бывший дом представлял собой обычный четырехстенок, моими героическими усилиями упрощенный до трехстенка. Раньше, вероятно, в центре располагался очаг, заботливо обложенный крупными камнями, и дым от него уходил в круглую дыру в кровле. Теперь полуобрушенная кровля зияла несанкционированными прорехами, а камни едва проглядывали сквозь слой мелкого песка. Очагом явно не пользовались уже давно. Перед бывшим обиталищем огня стоял напротив меня и надсадно кашлял, как чахоточный в последней стадии, знакомый мул, старательно пуча глаза и пытаясь побороть несвоевременный приступ. Получалось плохо: кашель не прекращался, а глаза грозили выскочить из орбит прямо несчастному под ноги. «Это ж надо было так издеваться над бессловесной тварью», — огорчилась я.