Насчет работы. Игнорировать общественно-полезный труд было с ебе дороже. Потому что только если ты полезен многотысячной общине, Комитет обеспечит тебя едой, топливом и электричеством. И, к слову, лишь работающие мужчины, буде возникнет у них потребность, имели право раз в неделю наведаться в бывший отель «Прибалтийская» – к «военно-полевым женам», в чьи обязанности входило быть ласковыми и доступными.
– Сейчас придут, – сказал Дмитрий.
– Зря ты отдаешь ее в чужие руки, – запела привычную песню жена Алена. – Все равно я сижу дома. Когда дитя на глазах – как-то оно спокойнее. Нет, ты настоял на своем… Как там за ними смотрят? Проверяют ли ноги? А если она вспотеет, кто переоденет?
– Угомонись, Натке в компании лучше. И, кстати, там теплее, чем у нас, ты же знаешь.
– Это да…
Алена не работала, была домохозяйкой. Мужниного пайка хватало на троих, плюс Василий постоянно что-то приносит из рейдов – в придачу к собственному пайку. Сталкеры все гда заныкивали часть хабара, не сдавали в общий фонд, но на это смотрели сквозь пальцы. Лишь бы ходили и добывали, герои.
– И потом, ты ж не сидишь в квартире, – добавил Дмитрий. – Ты крутишься целый день по острову, как и я. Добытчица моя, пчелка, – Он притянул Алену к себе, обнял. – Чем это у нас пахнет?
Пахло жареной фасолью…
Капитан полиции Дмитрий Глухарев, бывший опер, а ныне глава Новой милиции и член Военного комитета Васильевского острова, любил эти минуты. Мир вокруг был безумен, и только здесь, дома, отгораживаясь от безумия дверью, он вдруг вспоминал, что такое норма. На контрасте – острейшее ощущение.
К его фамилии сейчас абсолютно никто не цеплялся. А ведь в прошлой жизни с нею был кошмар, нескончаемые насмешки. Как же, однофамилец культового мента! Возможно, это была единственная аномалия, которая устраивала Дмитрия.
Жила семья на 3-й Линии, возле Большого проспекта. Старый фонд, хорошая трехкомнатная квартира. Прошлой осенью, когда вселились, дом почти пустовал, занимай любую. Но вскоре зомби поперли из залива, и жители новостроек, особенно с насыпных земель, тоже рванули в центр. А когда грянула зима, подтянулись остальные – из тех домов, где не было котельных. В старом фонде котельные сохранились почти везде.
– Перехвачу чего-нибудь, – решил Дмитрий, входя на кухню.
Готовила Алена на плитке, работающей от газового баллона. Серьезная привилегия. Военный комитет в полном составе заправлялся пропаном на Балтийском заводе, запасы газа там еще оставались.
– Не пора ли окнами заниматься? – спросила она, пока муж разрывал пачку сушеных бананов.
– Давай не сегодня.
– Когда скажешь, Митя. Колотун тут уже…
Вообще-то квартиру выбирали, чтоб в окнах были стекл опакеты. Но все равно оконные проемы пришлось зимой затягивать полиэтиленом, сохраняя тепло. Это в придачу к печке-буржуйке. Сейчас полиэтилен был снят, но сентябрь на дворе, осень скоро кончится, настоящие холода не за горами.
– Подожди, посмотрим, как с отоплением пойдет. Завтра на ТЭЦ котлы пускают.
– Наконец-то…
Когда Дмитрий, подъев сайру в масле, вымазывал сушеным бананом консервную банку, Алена не выдержала:
– Да где ж их носит?!
Она нервно выглядывала на улицу. Там совершенно стемнело.
– Тьфу! – сказал Дмитрий и поднялся. Вытащил рацию. Давно надо было вызвать Норкина и спросить, какого черта. Размяк товарищ капитан.
– Норкин, отзовись! – гаркнул он.
Ответа не последовало.
– Норкин, Миша!
Тишина.
– Тьфу… Кто там есть, Ханык, ау!
– Чего кричишь, кэп?
– Норкин молчит.
– И чего? Батарея села.
– С ним мои дети, Салтан! Ты чем там занят?
– Я в процессе, Димыч.
– В каком процессе?
– В процессе дефекации, миль пардон. Потом выносить пойду.
– Говнюк! Шутки шутишь?
– Какие шутки? У нас ведро уже полное, сейчас пойду во двор.
– Подождет ведро. Сбегай, посмотри, дома ли Норкин. Тебе рядом.
Алена предположила с надеждой:
– Может, Василий ее к себе привел?
– Пойду проверю. – Дмитрий сорвался с места.
Племянник поселился отдельно от Глухаревых – так захотел. Самостоятельный шибко. Нашел квартиру в соседнем подъезде. Вроде и рядом с родней, но все-таки вне контроля. К нему в гости частенько заходили девчонки старше его, по шестнадцат ь лет, по восемнадцать. Пацан еще совсем, а туда же… хотя чего я брюзжу, одернул себя Дмитрий. Нравы нынче простые, пока жив – радуйся жизни.
Он долго стучал в квартиру Василия. Никто не открыл.
Темный ужас рождался в нем, вытесняя здравый смысл и логику. Натка, Натуля, Натали… Страх потерять ребенка – самый тяжелый из страхов, никакими средствами не лечится. Он скатился с третьего этажа («Ну что?» – крикнула Алена в раскрытое окно; он только махнул рукой) и помчался к метро «Василеостровской».
В школе-интернате дочери не было. Охранник, вооруженный «калашом», сказал, что Василий взял Наташку уж два часа как, если не больше. В груди у Дмитрия оборвалось…
Больше того, Норкин был тут – сидел, поджав ноги, на диванчике. Голова разбита. Он улыбался растерянной улыбкой. Воспитательница неумело пыталась его забинтовать.
– Что, Миша? – присел возле него Дмитрий.