Следующий этап — иссиня-черные чулки с кружевным верхом и новые подвязки. Никакого другого белья это платье не предполагало. Я искренне порадовалась, что у меня маленькая грудь, не требующая поддержки. Но перспектива показаться на публике даже без рубашки под платьем приводила меня в страшное замешательство. Это одновременно пугало и возбуждало.
«Эти парижанки такие смелые», — подумала я.
Что ж, я тоже смелая. По-нью-йоркски, даже по-парижски смелая, и я собиралась это доказать.
Я надела платье, еще раз посмотрела в зеркало, скользнула в новые черные туфли на каблуке и распахнула дверь.
Скотт сидел за письменным столом. Когда он посмотрел на меня, я медленно покрутилась на месте. Он уставился на новую, коротко остриженную и сияющую бисером парижскую версию своей жены, и тихо присвистнул.
— Безупречно, — таков был его вердикт.
Джордж ждал нас в такси с опущенным окном. Увидев меня, он присвистнул в точности как Скотт.
— Ох, куколка, что же с тобой сотворил Нью-Йорк!
— Не забывай, она все еще замужем, — буркнул Скотт, помогая мне сесть в такси и забираясь следом.
— Если тебе есть что сказать, начинай сейчас, — отозвался Джордж.
— И вы еще не видели спину, — сообщила я ему, наклоняясь вперед и позволяя бархатной накидке соскользнуть с плеч.
— Фитц, — обратился к Скопу Джордж, — где тебя можно высадить?
— Что скажете о новой прическе? — спросила я Джорджа. — Надеюсь, мне она подошла лучше, чем Веронике.
— Дорогая, — начал Скотт, — Джордж, возможно, еще не видел…
— «Ивнинг пост»? — закончил за него Джордж. — Выпуск с «Волосами Вероники» внутри и твоим именем на обложке?
— И с красивой парой со спиритической доской, — добавила я. — Мне понравилась иллюстрация.
— Да, я о нем, — почти извиняющимся тоном отозвался Скотт. — Я бы предложил рассказ тебе, но не думаю, что такая история подходит для «Сливок общества».
— Разве не стильная вышла иллюстрация? — продолжала я. — Вам нужно переманить этого художника к себе в журнал. Однажды я говорила с медиумом обо мне и Скотте, но спиритическая доска ни до чего умного не додумалась.
— Уверен, побывав на обложке журнала, она заставит многих читателей раскошелиться. — Джордж рассмеялся.
— Будем надеяться, — пробормотал Скотт. — Понадобится немало денег, чтобы отбить мой гонорар в пять сотен.
— «Вероника» такая занятная, — опять вмешалась я в разговор, — простые люди готовы заплатить по пять центов просто за одну эту историю. Рассказы Ф. Скотта Фицджеральда — это всегда выгодное вложение.
— Серьезная экономическая теория для наших времен, — кивнул Джордж. — И к тому же очаровательная, пусть и удручающе наивная, преданность мужу. Он платит тебе за то, чтобы ты пела ему дифирамбы при мне? Я могу поднять гонорар до пятидесяти долларов за рассказ, Фитц, больше у нас в бюджете не заложено.
— Давайте забудем об этом! — воскликнула я, шутливо хлопая Джорджа по руке. — Папочка был бы страшно недоволен, что я говорю о деньгах. А эта стрижка! Он бы сказал, что мои моральные устои припустили вдаль, как свора гончих на охоте.
— Фитц, надеюсь, ты это запишешь, — встрепенулся Джордж.
Я не обратила внимания.
— Скотту, похоже, стрижка нравится, но я не так уверена. Мне кажется, я смахиваю на мальчишку.
— Мальчишку! — фыркнул Джордж. — Я похожих мальчиков не встречал, хвала Господу. Куколка, думаю, с этой стрижкой вы затмите всех.
«Пале-рояль» сверкал так ослепительно, будто на углу Бродвея и Сорок второй развернулось свое собственное представление. Подсвеченный козырек с сияющей вывеской — каждая буква в отдельном круге — находился как раз на уровне второго этажа, где располагался клуб, и в ширину занимал половину дома. Над козырьком, зоркими ястребами цепляясь за край крыши, светились огромные рекламные щиты, пытаясь затмить сияние клуба. Они предлагали «Пепсодент» и «Кэмел», «Листерин» и «Лаки страйк», «Жилетг», «Байер», «Кремо», «Кока-колу», «Ригли» и «Уайтуэй» — «сухой сидр из жимолости» от ревматизма и подагры.
— Лоникера семпервиренс, — объявила я.
Мужчины уставились на меня с недоумением.
— Жимолость на латыни, — пояснила я, указывая на рекламу.
Они запрокинули головы, чтобы разглядеть щит.
— Поразительно, сколько людей начали страдать подагрой, как только запретили алкоголь, — пробормотал Джордж.
— И правда. — Скотт демонстративно потер локоть. — Наверное, мне понадобится лекарство еще до конца вечера.
Я думала, мы сразу пройдем внутрь, но Джордж хотел дождаться каких-то своих друзей, так что мы остановились на углу у входа и стали смотреть на текущие мимо реки туристов. Каждый раз, когда открывалась дверь, в вечерний воздух врывалась музыка. Я притопывала в ритме джазовой композиции и лишь вполуха слушала своих спутников, которые обсуждали Гаити и кого-то по имени Юджин О’Нил — наверное, драматурга, решила я, и перестала обращать внимания на разговор.