Рихард извинился передо мной. Я не знаю, было ли это бредом, потому что люди с температурой под сорок градусов вряд ли могут совладать со своими мыслями, но, даже если это был крик его подсознания, я все равно был доволен. Этой ночью что-то изменилось: гора сомнений упала с плеч, и между нами с грохотом рухнула эта чертова невидимая стена непонимания, оставив после себя только небольшие глыбы камня, которые со временем превратятся в пыль и вовсе исчезнут. Когда Рихарда затрясло в этой чудовищной лихорадке и он еле-еле шевелил губами в попытках извиниться передо мной, я вдруг ощутил себя таким неправым, таким одиноким и беспомощным. Я чертовски боялся, что это что-то очень серьезное, что у него могут начаться какие-нибудь осложнения из-за моей неуклюжей первой медицинской помощи, которую я придумал буквально на ходу в панике, только потом вспомнив, что на человека в таком состоянии нельзя накладывать столько одеял. Наверное, я успокоился только к шести утра, когда температура его тела упала на два градуса, пульс выровнялся и Рихард сказал мне, что хочет поспать. Как же я обрадовался, что он наконец сможет отдохнуть, дать организму эти необходимые часы сна, которые у него отняла эта чертова болезнь. Я убрал компресс с его головы, собрал все лекарства в единую кучу на прикроватной тумбочке и уже собирался вставать, как Рихард молча взял меня за руку, практически невесомо надавливая на мою ладонь, видимо, из-за упадка сил и посмотрел мне в глаза. Тогда-то я и понял, что мне не нужны от него никакие слова, извинения и клятвы, ибо все это я видел в его благодарном взгляде и слова были бы здесь лишними, да и вообще ненужными. В этот момент я окончательно убедился в отсутствии каких-либо преград между нами. Простые прикосновения и взгляды могут сказать гораздо больше, чем длинные горячие речи, или же могут быть гораздо интимнее чего-либо другого. Не знаю, о чем думал Рихард, когда так неожиданно взял меня за руку, но в моей голове крутилась только одна мысль:
Рихард мне доверяет.
Утром он говорил со мной достаточно мягко, более открыто, чем обычно, и я был почти уверен, что он тоже это чувствовал, поэтому умолкал после каждой произнесенной им фразы, будто боясь сказать что-то не то. Конечно, он не подпускал меня к себе в эмоциональном плане настолько близко, насколько мне бы хотелось, но и это уже было огромным шагом вперед. Я пытаюсь его понять, почувствовать и изучить, и мне кажется, что сейчас у меня начинает получаться.
Как и ожидалось, мать явно не была в восторге от того, что я даже не удосужился ей позвонить и решил пропустить школу в субботу, но все же пригласила меня позавтракать и, в принципе, не была зла или обижена. В любом случае я был более чем рад, что так вышло, но все никак не мог найти себе места дома, представляя, как Рихард лежит дома с температурой, не пьет таблетки и продолжает глушить свою бессонницу алкоголем. И вот, в воскресенье вечером, прекрасно понимая, что ему еще нужно оставаться дома около недели, я думал о том, в какие дни я смогу ходить и навещать его, но мать прервала мои размышления, громко и настойчиво постучавшись в дверь моей комнаты.
— Пауль, ты не занят? — робко спросила она, прикрывая за собой скрипучую дверь.
Я отрицательно помотал головой, отползая на кровати немного назад, чтобы она смогла присесть рядом.
— У меня к тебе есть важный разговор, — она сложила руки в замочек на коленях и наконец подняла на меня взгляд. — Когда ты молодой, тебе хочется попробовать все и сразу, поэтому иногда именно в таком возрасте можно натворить очень много глупостей, за которые тебе будет стыдно в будущем…
Пока мама что-то говорила, я вертел в руках телефон и, увидев новое сообщение, сразу же открыл его:
«Я пью новый сироп, и он тоже на вкус как дерьмо, но я бы сказал, что это элитное дерьмо, так что это определенно лучше того, что ты давал мне вчера, поэтому спасибо».
Я нервно хохотнул, не удержавшись, но сразу же понял, что сделал это зря, и инстинктивно зажал рот рукой. Мама на мгновение замолчала и внимательно посмотрела на меня.
— Мам, если честно, я не понимаю, к чему ты это говоришь, — сдержав подступающие приступы смеха, я все-таки успокоился, откинул в сторону телефон и смог говорить нормально.
— В последнее время ты часто не бываешь дома, у тебя от меня какие-то секреты, ты стал более закрытым, и я понимаю почему. Ты уже взрослый мальчик, и я, конечно же, понимаю, что у тебя есть девушка. Вы молоды, вы любите друг друга, и, возможно, у вас есть секс… — на последнем слове она как-то скривилась и потупила взгляд в пол. Очевидно, что ей было трудно говорить со мной о таком, а мне еще труднее о таком от нее же и слышать.
— Мам, ради Бога, пожалуйста… — я стал практически умолять ее прекратить и был готов, как в детстве, зажать свои уши руками, только бы не слышать этого кошмара.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное