You're All I Want (СИ)

— Заебись просто, — вынес свой вердикт я, когда на экране телевизора появились титры фильма, и я с грустью вздохнул, еще сильнее натягивая на себя плед. Моя голова мирно покоилась на плече сидящего рядом Рихарда, в то время как он обнимал меня и бормотал что-то про неплохую задумку и неожиданную развязку, но я не мог внимательно слушать его, потому что от такой приятной близости я мгновенно терял контроль над собой, прикрывал глаза и наслаждался тем, что есть у нас сейчас и может с легкостью исчезнуть завтра.

Как я ему и обещал, на следующий день после уроков мы направились прямо к Рихарду, чтобы заняться химией, но вместо этого химия каким-то образом занялась нами, потому что иначе наши отношения описать я не мог. Мы настолько истосковались друг по другу, настолько нуждались в банальном общении и пустых разговорах, что просто сидели на полу перед выключенным телевизором и говорили о всякой ерунде, что приходила в голову. Мне казалось, что прошли годы, и теперь у меня была целая кипа рассказов для него, как и у Рихарда для меня. Такие вечера, от воспоминаний о которых я так старательно пытался избавиться, делали меня счастливыми, но на душе было паршивое чувство ожидания чего-то или кого-то, кто сможет разнести все это в пух и прах, а выдержать это еще раз казалось для меня невыносимым и невозможным.

— Уже, кстати, поздно очень, ты домой собираешься вообще? — тихо поинтересовался Рихард, продолжая мягко поглаживать меня по голове, когда я уже практически засыпал у него на плече.

— А ты меня выгоняешь? — спросил я, лениво разлепив веки.

— Если хочешь остаться, так и скажи, — рассмеялся он.

— Хочу, — пробубнил я, и зачем-то повторил: — Очень хочу.

— Порвать с тобой было самой тупой идеей из всех, что приходили в мою голову, — тихо пробормотал он, уткнувшись носом мне в висок.

— Давай не будем об этом. Сейчас же все хорошо, так? — я чуть приподнялся и заглянул ему в глаза.

— Прости меня, — он снова повторил это.

— За что? — растерянно переспросил его я.

— За то, что я натворил таких глупостей, за то, что заставил чувствовать тебя ненужным и обманутым, — на одном выдохе произнес он, и уже немного тише добавил: — За то, что меня не было рядом, когда какие-то уроды сделали это с твоим лицом.

Теперь виноватым себя чувствовал я, потому что не мог находиться рядом с ним, когда он в таком подавленном состоянии из-за меня. Я несмело провел рукой по его волосам, чуть задевая подушечками пальцев его щеку и осторожно спускаясь к шее, в то время как Рихард едва ощутимо касался моей талии, немного притягивая меня к себе.

— Ай, — вырвалось у меня, когда ладонь Рихарда скользнула чуть выше, задевая еще свежие и не исчезнувшие синяки. Я постарался взять себя в руки и терпеть боль, но мой неожиданный возглас, нарушающий тишину в комнате, и лицо Рихарда, полное сомнения говорили о том, что сейчас отмазаться мне не удастся.

— Ты чего? — поинтересовался он, в замешательстве ослабив свою хватку.

— Нет, нет, ничего, — отмахнулся я, нервно заерзав на месте, — Все в порядке.

— Пауль, покажи мне, — неожиданно, но очень настойчиво попросил он, однако я изо всех сил пытался сделать вид, что со мной все хорошо и ничего меня не беспокоит. Такой чудесный вечер мне не хотелось омрачать неприятными воспоминаниями, как и не хотелось рассказывать об этой ситуации Рихарду, который может натворить глупостей.

— Но… — начал возражать я.

— Покажи, что под рубашкой, — уже тише повторил Рихард, потянувшись рукой к ее верхней пуговице, и мои глаза округлились от страха и неожиданности. Заметив мое замешательство, он уверенно добавил: — Я осторожно, просто посмотрю.

— Хорошо… — послушно закивал я, позволяя его рукам медленно справляться с пуговицами моей рубашки, пока я старался унять нарастающее волнение и проявляющийся на щеках румянец. В комнате воцарилась полная тишина, лишь изредка нарушающаяся шелестом ткани одежды и моим тяжелым дыханием. Когда ладони Рихарда достигли последней пуговицы, он задержался на пару мгновений и заглянул мне в глаза, чтобы убедиться, что я не против, и в тот момент, когда с последней петелькой было покончено, я наконец тяжело выдохнул, а фланелевая ткань быстро соскользнула с моих плеч. Я стыдливо отвел взгляд в сторону, стараясь не смотреть на Рихарда, который замер на несколько секунд.

Может, дело было в недостатке витаминов или хреновых капиллярных сосудах, но синяки после того вечера очень быстро проявились на моем теле и до сих пор отлично виднелись, приобретая более насыщенный цвет каждый день. Я прекрасно помнил, что увидел в зеркале после сегодняшнего утреннего душа: синяки на животе, в районе ребер и еще парочка ближе к ключицам, которые до сих пор болели из-за безжалостных ударов ногами, которые они не уставали наносить мне снова и снова. И вот сейчас, в полумраке комнаты, я старательно пытался смотреть на одиноко горящую лампу на столике в конце помещения, и не поворачивать голову в сторону Рихарда.

— Господи, Пауль… — ошарашенно прошептал он, оглядывая мое тело, — Господи…