– Расскажи-ка мне, Гагарин, ты же русский честный парень, любишь ты америкосов или так посмотришь косо.
– А что в ней плохо в Америке? Сколько мы взяли оттуда взяли хорошего. Конечно, было и плохое, например, каминг-аут, дабстеп, электронные сигареты, покемоны. Но от этого нам стало только веселей. Теперь когда куришь или нюхаешь, думаешь, что ты американский крутой герой, который все зарешает.
– Я услышала, Гагарин, твои мысли и слова. Все равно козлы и твари и не могут воевать.
– Да кому нужна война? Никому, конечно! Опять же фраза из старого американского фильма «Час пик». Не надо воевать. Надо самим что-то свое продвигать.
– Дай мне где-то пять минут. Все! Они уже идут. Ты подумай, слово «край», означавшее Россию, нынче слышится как «cry», то есть слезы и большие. Стал наш русский край другим, получилось русский плач. Мне обидно, что сидим где-то в суматохе дач. А ведь мы могли бы сделать все наоборот. Мы могли заставить рыбу подлететь на неба свод. Вот поэтому недолго, постараюсь побыстрей, увлеку вас монологом, как Макдональдсы детей.
Медведица (Россия же – женский род, значит медведица) набрала воздуха в легкие и начала:
– «Америка» -твердите это сладко…
Визжите от ее собачьей моды.
Дуреете совсем, однако,
Забыли нашу русскую породу.
Забыли вы все подвиги отцов,
Все то чего достиг на край,
И из-за вас он край глупцов.
И флаг чужой вам ныне рай.
Я помню мерзость вашей своры –
Бузите: – «лучше будет там».
Создатель предоставь их мору:
Не место у берез врагам!
Вы, православное наследство,
Забыли красоту икон и гжели…
Иное нынче ваше детство
Заокеанский блюз запели.
Забыли сердцем и поэтов
Стране служивших, как цари;
Есенин, Маяковский – это
Советские слепых поводыри.
Какие вы теперь славяне?
Сманил общипанный орел.
Но озорно несу я знамя,
Которое давно обрел!
Но это знамя не с медведем,
На нем не видно трех цветов –
На нем то поле с бликом меди,
Там тополь, много васильков,
Любимый, добрый, русский клен
И ива, выглядит, как в сказке,
Белесый кедр умилен,
Сирень с фиалковой окраской.
Я не пою, я лишь хочу воспеть
Чарующую синь у Родины!
На ней судьба мне умереть,
Держа в руке смородину!
Я не выдержал и похлопал, только за последнее четверостишие. Правда, от этого Америку любить я не перестал.
Еще я заметил, что это все-таки медведь.
И все, я проснулся.
XI
– Политически, Мить, – сказал я.
– Да-да, лучше бы вообще об этом нам не говорил! Опозициионное мнение. Вдруг все-таки нас кто-то слышит или записывает на диктофон, – снял с моего языка Тим.
– Да, Мить, все, мы забыли, ты типа ничего не говорил.
– Да пошли вы!
Мы втроем рассмеялись, глядя на его обиженное лицо.
– Да и вообще как ты все запомнил? У тебя же память дырявая, я помню, как ты в школе стихи отвечал, по листку, или по руке. Да и запоминал ты только матерные Маяка и Есенина.