Хуже всего то, что в этом помещении нет телефонной кабины. Кларк Кент не может стать суперменом без телефонной кабины, он там переодевается. Не раздеваться же папе догола перед Лурдес! Мы с Джерри ладно, нас его стручок не волнует, подумаешь, невидаль. Но как вы хотите, чтобы он трансформировался, если ему переодеться негде? Глупо, конечно, и как я раньше не подумал. А Джерри-то, надул в штаны, хорошенькое дело! И думает, я не заметил! Я слепой, что ли? Я молчу, потому что не хочу отвлекать папу от его протонной метаглюцидации. Я было решил, что он переоденется в туалете, но нет; по-моему, это чтобы никто не узнал о его суперсиле. Ну конечно, обычно у супергероев не бывает детей, ему поэтому приходится все время скрываться, не позавидуешь. Что он сделает, когда придет в рабочее состояние? Очень интересный вопрос, спасибо. Ну, во-первых, он расплавит бронированную дверь своими лазерами, они у него в глазах. Потом выйдет на крышу и поднимет башню, у него же будет ультрасила, а дальше окунет ее в Гудзон, чтобы погасить пламя. Раздастся ПШШШ, как когда мама сует под воду сковородку, на которой жарила попкорн. Потом он поставит башню на место и сделает то же самое со второй. А если это слишком опасно, ведь люди внутри могут набить себе шишки, тогда он сделает наоборот: засосет в себя 100 миллиардов тонн морской воды и выльет ее на башни-близнецы. И то и то вполне возможно. Еще он может соорудить гигантскую горку, надо просто содрать брезент со строительных лесов, их тут полно, и пускай люди съезжают вниз; или он растянет свое эластичное тело и сделает из него висячий мост между башнями, или (но это уж на крайний случай, если остальное не получится) заставит Землю вертеться в обратную сторону, чтобы вернуться во времени на два часа назад, пока еще ничего не случилось, тогда надо будет просто сказать людям, чтобы не ходили на работу, и все тип-топ. Вот что папа сделает, когда опять обретет гиперспособности.
9 час. 38 мин
Большая проблема Соединенных Штатов в том, что они хоть и хозяйничают в мире, но больше ему не хозяева. Я где-то вычитал, что Дэвид Эмил, владелец «Windows on the World», теперь всегда носит с собой в портфеле стихотворение У. X. Одена:
С тех пор как я приехал в Нью-Йорк, во мне вдруг проснулись старые рефлексы газетчика из отдела светской хроники: просматривать «Time out» и вкладки в модных журналах, названивать нескольким старым приятелям, вечно спешащим на очередную попойку, делать записи на танцплощадках, как когда мне было двадцать и я писал для «Гламура»… По-моему, ночь – вполне подходящий термометр, чтобы понять, болен город или вполне здоров. Нью-Йорк как в тумане. Упивается горем и новой водкой – «Grey Goose», ее гонят во Франции. Перебрав несколько безлюдных, пребывающих в запустении баров, я потащился в «Scores», самый большой «лэп-дансинг» Большого Яблока. Огромный черный зал; мужчины приходят сюда, в одиночестве или целыми стаями, и платят по 20 долларов не за сам стриптиз (девицы великолепны, но они и так раздеваются на подиуме), а за то, чтобы их воспламенили, приласкали, околдовали. Они платят 20 долларов, чтобы уткнуться носом в чистые волосы, упиваться их ароматом, чувствовать ласку медового колена, руку на своем плече и карамельную попку на своих джинсах. Тот, кто не понимает лэп-дансинга, никогда не поймет Америку. Здесь платят, чтобы стояло, а не за то, чтобы трахаться. Здесь покупают не женщину, а мечту. «Eye candy». Соединенные Штаты – страна, где мужчины готовы потратить все, чтобы ощутить виртуальность, попасть в воображаемое. Они торчат ради удовольствия торчать. Они любят все недосягаемое. Это, конечно, пуританство (когда они возвращаются домой, это идет на пользу их супругам), но пуританство оптимистичное, честолюбивое, рассудочное: в отличие от француза, американец не хочет сразу в койку, он предпочитает идею удовольствия конкретному удовольствию, фантазм – реальности.
– What are you writing? – спрашивает Бьянка, когда я записываю эту теорию в блокнот.
– Nothing, darling.[101]