When I'm Gone (ЛП)

— Я попросила маму приехать, и мы повезли её в приёмное отделение. Как только мы приехали, у неё пошла кровь. Они поставили ей капельницу, от лекарств она становилась сонной, так что они воспользовались этим и сделали МРТ. Это было хуже, чем когда я узнала, что Джеймс умер. Это худший кошмар матерей. Мой ребёнок был болен, и я не могу ничего с эти поделать, я не могла помочь ей. На следующей день ко мне подошёл врач с целой командой других врачей и медсестёр, я знала, что это не хорошо. Он сказал мне сесть, он был не очень вежлив, я говорила, чтобы он просто сказал мне, что с Оливией, на что он ответил, что у моей девочки опухоль вдоль всего спинного мозга. Вот почему она не могла ходить. Они хотели назначить операцию на следующее утро, но из-за того, что опухоль была слишком большая и её много, они сказали, что не смогут удалить её полностью. Они говорили так спокойно о том, что рак часто проявляется в её возрасте. Они дали ей 30% на выживание после операции, так что после неё у нас был окончательный диагноз: нейробластома и сразу же начали химиотерапию. Каждую неделю с течение четырёх месяцев, а позже было ещё и облучение, но этот рак является агрессивным, и они не могли остановить его дальнейшее распространение.

— Именно поэтому вы здесь? — Луи спрашивает.

— Врачи в США сказали, что исчерпали все их возможные ресурсы. Они продолжали комбинировать лечение, но опухоль продолжала расти на том же месте, которую с помощью операции они бы не смогли достать. Когда они пытались в очередной раз во время операции, то рак только распространился. Нам нашли донора для пересадки костного мозга здесь, в Лондоне, так что я ухватилась за этот шанс, пытаясь помочь ей.

— Я просто потерял дар речи. Я поражён, — он откидывается на спинку стула, очевидно, подбирая слова.

— Это пилюля жестокой жизни, — говорю ему, рассматривая свои руки.

Мы сидим в тишине некоторое время, избегая контакт глазами. Когда я, наконец, смотрю на него, то вижу слёзы в его глазах.

— О Луи, не плачь. Пожалуйста, не нужно, — чувствую себя виноватой перед ним.

— Я-я не могу поверить, что ты прошла через это всё. Это несправедливо, — я быстро иду к нему, обнимая.

— Я знаю, но ничего не поделаешь, — стараюсь не расстраиваться при нём. Он ничего не делает, а только обнимает меня, и я чувствую себя неловко.

— Как ты держишься? — он спрашивает.

— Я много плакала в самом начале. Химиотерапия ужасна, но ей это необходимо. Излучение болезненно, но она должна была даже несмотря на это проходить его. Я плакала каждую ночь, но это не то, что нужно Оливии. Ей не нужна мать, которая только и делает, что плачет. Она нуждается в матери, которая заставит её смеяться и будет играть с ней, пытаясь отвести от реальности. Я не помогала ей своими истериками, — это правда. Я отстраняюсь от него, нервно поправляя волосы и стараясь не смотреть на парня. Не хочу, чтобы он видел меня такой, мне было достаточно его взгляда, полного слёз.

Стук в дверь прерывает нас, Зейн просовывает голову, как делал и Луи.

— Эй, приятель, я собираюсь ехать. Ты идёшь? — он спрашивает.

— Э-э, нет, я побуду ещё немного. Спасибо, — Луи и Зейн смотрят друг на друга, и Зейн кивает, а затем смотрит на меня, а потом уходит.

— Ты не должен. Я не буду расстроена, если ты уйдёшь. Не думаю, что тебе нравится сидеть здесь, надев маску и перчатки, — говорю ему честно. Не хочу, чтобы он жалел нас, оставаясь здесь.

— Я хочу остаться здесь. Ты когда-нибудь отходишь? — он оглядывает комнату.

— Да, в семь часов Дотти заканчивает смену, и она сидит с Оливией, которая, как правило, спит в это время. В этот момент я иду домой и принимаю душ, собираю некоторые вещи на следующий день и обычно возвращаюсь к десяти или одиннадцати, засыпая на этом диване, — я поглаживаю диван, на котором сижу, стараясь рассмешить его.

— Когда её выпишут?

— Это зависит от того, каким окажется количество лейкоцитов в её крови. Её тело сейчас не в состоянии защитить себя даже от простой простуды, так что её продержат здесь как можно дольше. Доктора говорили, что около недели.

— Значит, ты будешь здесь ещё около недели? — он выглядит шокировано.

— Я бы могла отправиться в ад, лишь бы моя дочь была счастлива, Луи. Это больница ничто по сравнению с тем, что она переживает, — я знаю, что говорю строго, но это правда. Я стараюсь изо всех сил сделать её счастливой, потому что она единственное, что осталось мне от Джеймса.

========== 9.Потому что это имеет значение!/Because it does matter! ==========

Louis’ POV

Я остался на весь день. Мне казалось, что мы словно снова в самолёте, потому что время пролетело также быстро. Элеонор звонила мне дважды, но я решил проигнорировать её. После, она писала мне, но я только ответ, что хочу остаться подольше в больнице. Ей действительно лучше не знать настоящую причину.

Дотти зашла ровно в семь.

— Хей, я здесь, можешь идти ненадолго домой, — она улыбается нам с Кейт.

— Спасибо, она так быстро заснула сегодня. Думаю, сегодня был сложный день для неё, — Кейт улыбается.

— И ты был здесь всё это время? — медсестра поворачивается ко мне.