Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I

На периферии сознания Ллойгор почувствовал движение своего брата. Келмайн прошёл вокруг пещеры, шаркая во тьме. Его пульс участился, когда он почувствовал, как его брат-близнец схватил что-то своей золотисто-когтистой рукой.

Келмайн поднял осколок небес, не страшась прикоснуться к нему незащищенной кожей.

Искривляющий камень, как его называли учёные Империи. Это был материал эфира, уплотненный законами смертного мира в обломок светящегося камня. Для людей цивилизованного юга это была порча в чистом виде, которая должна была быть вычищена, и избегалась любой ценой. Даже просто находиться рядом с этой изменчивой субстанцией, означало навлечь на себя мутации и безумие. Со своих амвонов, жрецы и святоши, представляющие пантеон южных богов, призывали свою паству отвергнуть заражённых, презирая тех, кто почернел от прикосновения Тени.

Он был причиной тысяч мертворождений и уродств в различных королевствах и народах смертных. Простая чешуйка, попавшая в колодец, обрекла бы всю общину. Зверолюди и крысолюды копили его как редкое и драгоценное сокровище: первые — поклонялись ему как дару Губительных Сил, вторые — высоко ценя как валюту и ценный пищевой ресурс.

Келмайн вонзил его в чешуйчатую плоть дракона.

Спящий бог застонал. Это был звук, напоминающий ворчание просыпающегося вулкана, гул глубинных тектонических волнений. Ллойгор увидел движение под его веками. Его сны — какими бы ни были сны бога — замутились. Продолжая петь, он улыбнулся.

Заклинание было простым, ещё более облегчённым наличием искривляюшего камня. Вещество было слоистым, и сохраняло свои свойства, даже будучи сожжённым или растворённым в жидкости. Оно смешалось с могучей кровью дракона, и, мягко подправляя его своей волей, Ллойгор начал вести вещество по венам существа. Оно распространилось по артериям, словно болезнь, естественным путём несомая в сердечные камеры древнего сердца зверя.

Эффект был пугающим в своей незамедлительности. Слизь начала сочиться из ноздрей дракона, его тело уже начало разрушаться под воздействием распространяющейся заразы. Такт его сердцебиения изменился, инстинкт приготовил дракона к битве с врагом, который уже выиграл.

Улыбка Ллойгора стала ещё шире, игольчато-острые зубы неестественно ярко светились в промозглой тьме пещеры.

— Это сработало, — прошептал он, затаив дыхание. Он повернулся к своему брату, видя выражение на его лице, словно отражённое в зеркале: два грифа, ухмыляющиеся над дохлой тушей. — Давай следующий. Наша работа будет сделана ещё до наступления сумерек. Скьяландир проснётся сегодня.

Новый осколок небес появился в когтистой руке Келмайна, и грёзы спящего бога стали ещё темнее.

Ему было суждено умереть. Они поняли это, но лишь после того, как их работа была завершена.

Раздувшийся, опоганенный дракон прогромыхал из своей берлоги, первый раз за прошедшие века, однако уже не тем возвышенным существом, что был когда-то. Его разум был сжат в когтистой хватке, выдавившей из него всё лишнее, пока не осталось лишь одно, главнейшее желание: защитить себя от угроз, коих не существовало.

Этот бог — пал.

Он вырвался из пещеры и встретил ночное небо рёвом, обещающим уничтожение. Его способность выдыхать сгустки пламени из клыкастой пасти ныне была испоганена: теперь лишь кислота и желчь сочилась между его зубами, когда зверь раскрывал пасть, дабы излить в небеса яростный крик.

Он взмахнул рваными крыльями, пытаясь поднять своё тело в воздух, но оно было ныне слишком тяжело. Его тело слишком деформировалось, даже для падшего бога, чтобы хоть недолгое время удержать его в воздухе. С каждым ударом крыльев он рвал собственные мышцы, стараясь удержаться в полёте.

Всё, что оказалось в радиусе мили, сжималось от воплей падшего бога. Птичьи клинья рассыпались в стороны, когда их охватывало необоримое желание скрыться подальше от сих мест. Ночные охотники выли и визжали, кусая свои собственные тела в растерянности и страхе. Сообщество людей и гномов, влачивших жалкое существование в этом относительно безопасном месте гор Края Мира, было разбужено рёвом падшего бога, что вскорости изольёт свои боль и ярость на их жилища.

Близнецы не видели ничего. Ощущение предчувствия, что захватило их, украло кошмарную сцену из их видений, заменив её вихрем ненаписанных перспектив, бурлящим штормом из пророчеств.

Это была цена, которую они платили за мощь своих видений. Пророчество было, как переживаемый приступ, как будто оно было не даром, а проклятием. Это было тем, что они оба знали и ненавидели, потому что оно напоминало им о более ничтожных прорицателях, которым требовались галлюциногены и заговоры, чтобы вдохнуть жизнь в свои способности. Подобная несправедливость весьма сильно задевала братьев.

Но эти мысли появятся уже потом, после того, как перестанут дрожать их мышцы и пройдёт головная боль. Это было горечью, которую они оба лелеяли в часы восстановления, и оба умоляли своего бога из когтей и перьев, чтобы он утишил их боль.

Он ответил лишь ещё большим количеством видений. Ещё большим количеством мук.

В объятиях видений они узрели смерть бога.