Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 (ЛП)

От этой победы Конрад не испытал ни радости, ни ликования. Но, убив врагов, он почувствовал новый прилив сил и жар, разлившийся по всему телу.

Опустив щит и копье, он захотел поднять забрало. Оно не поддавалось; наверное, что-то заело. Он нажал посильнее — никакого результата. Тогда он постучал по забралу снизу. Забрало не поднималось.

Он решил, что просто ослабел. Нужно постучать рукоятью меча. Взявшись за рукоять, он потащил меч из ножен — тот не двинулся с места. Может, ножны искривились? Взявшись за рукоять обеими руками, он потянул изо всех сил. Меч не поддавался.

Тогда он еще раз попробовал поднять забрало — безрезультатно. Конрад попытался развязать ремни на плече — они не развязывались.

«Нужно спешиться, — подумал он, — тогда будет легче». Он попытался слезть с коня, но и это оказалось невозможно…

Он мог немного шевельнуть ногой, но не мог сдвинуть с места доспехи, которые словно приросли к нему.

Человек, конь, доспехи — все это превратилось в одно целое.

Он стал бронзовым всадником.

Конь вез его, доспехи питались его плотью, тем самым поддерживая и в нем жизнь.

Его целью стало одно — находить жизнь, чтобы продлевать существование своих доспехов, своего коня, свое собственное — находить жизнь и забирать ее.

Он стал пленником бронзовых доспехов, которые требовали смерти, чтобы самим продолжать жить. В такие моменты меч с легкостью вынимался из ножен — для совершения убийства.

Впрочем, некоторая доля свободы у него осталась. Он мог и не убивать, но тогда доспехи начали бы высасывать жизнь из него самого. Он чувствовал, что металл сросся с его плотью, стал его частью. То же самое случилось и с конем; животное и доспехи превратились в одно целое.

Так вот что, значит, произошло с тем рыцарем. Доспехи иссушили его плоть, высосали ее до последней капли, а потом распались на части, поджидая следующую жертву.

И теперь он стал бронзовым воином.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бронзовый воин странствовал по дорогам и убивал, ибо только таким способом он мог поддерживать в себе жизнь.

Будучи рыцарем, он убивал только в бою, а в мире, состоявшем из войн и битв, армий и солдат, в жертвах не было недостатка.

Много пеших воинов полегло от его меча; много всадников пало жертвой его копья.

Но были и такие, кто отдавал ему жизнь не в честном поединке, — звероподобные твари. Завидев одинокого всадника, они оравой бросались на него — и находили смерть.

Совесть его не мучила. Просто таков был образ его жизни — делать то, что он делал. Он был идеальной машиной для убийства.

Он видел врага. Он с ним сражался. Враг умирал.

Всадник был непобедим и неуязвим; каждая новая победа наделяла его силами продолжать крестовый поход против жизни — и человеческой, и нечеловеческой.

День проходил за днем, ночь за ночью, и не было им числа, как не было числа милям, которые он проехал.

Бронзовый воин странствовал по дорогам.

Он еще помнил, что такое боль.

Настоящей, живой боли он не чувствовал, ибо разве может механизм чувствовать боль и страдание? Но когда его бронзовая оболочка давала понять, что нуждается в питании, это означало, что вновь пришло время убивать.

Ему нужно поскорее найти новую жертву, иначе тюремщик отберет у него еще одну часть тела. Если бы он никого не убивал, то сам стал бы пищей своих доспехов.

Сквозь узкую прорезь забрала он видел, что начинает светать. Значит, начинается новый день, и скоро мир оживет, и вместе с ним оживут люди и нелюдь, и наступит время сражений, время убийств, время смерти.

Впереди он увидел то, что искал.

Так происходило чаще всего. Ему, в общем-то, не нужно было разыскивать противника, обычно тот находил его сам, отвечая на брошенный вызов. На эту закованную в серебряные латы фигуру он обратил внимания не больше, чем на остальных; не обратил он особого внимания и на ее слова.

После стольких дней одиночества все казались ему на одно лицо.

Странным в этой фигуре было лишь то, что, несмотря на рыцарские доспехи, она не сидела на коне. Существо стояло на небольшой прогалине между двумя рядами деревьев, держа в одной руке меч, а в другой — огромный овальный щит. Бронзовый воин вытащил меч, и сразу его конь перешел в галоп, неся своего седока к новой жертве.

Но вдруг, когда до серебряной фигуры оставалось еще довольно далеко, конь споткнулся и замедлил бег.

Такого с ним еще не случалось; что-то здесь было не так. Вскоре конь начал вновь набирать скорость, только ноги словно перестали его слушаться. Затем конь рванулся вперед с такой силой, что всадника отбросило в седле назад, и ему пришлось вцепиться в поводья и покрепче сжать ноги, чтобы удержать жеребца. Раньше такого не случалось.

Фигура в доспехах стояла не шевелясь и даже не пыталась защищаться.

Бронзовый рыцарь подъехал еще ближе, и вновь его конь замедлил бег, едва переступая заплетающимися ногами, затем словно некая сила потащила его в сторону, и всаднику вновь пришлось обуздывать жеребца.

Серебряное существо можно было прикончить одним ударом, и воин уже занес над ним свой бронзовый меч, как вдруг…