Взывая к мифу

Прежде чем продолжить разбор пьесы, давайте взглянем более пристально на взаимоотношения Пера Гюнта с женщинами. Он не может остаться с Сольвейг, несмотря на то, что знает – она любит его, и знает – по крайней мере осознает это несколько позднее, что и он сам любит ее. Но любовь – это не то, к чему он стремится. Он скорее стремится к «свободе» – такой «свободе», которая есть у блуждающего человека, но и связанного бесконечно растяжимой и гибкой пуповиной с женщиной, которая все это время ждет его дома. Эдвард Григ в своей сюите по пьесе Ибсена создает образ Сольвейг, поющей за прялкой в своем домике в ожидании Пера Гюнта. Если бы она не ждала его дома, если бы не оставалась привязанной к этому дому, то та пуповина оборвалась бы, а такая мнимая «свобода» просто бы исчезла.

Получается, что Пер Гюнт за свою жизнь так никогда и не решил для себя парадокс обретения свободы через необходимость отдавать себя другим. Свобода у таких людей – это даже не свобода от чего-то: это какое-то подобие свободы, когда мать всегда остается наготове. Из этого следует их навязчивое стремление всегда быть чем-то занятым: им надо постоянно пытаться что-то доказывать женщине, неважно, реальна она или выдумана, но одновременно они от этой женщины вечно куда-то убегают. В терминах Кьеркегора «пер гюнты» пытаются быть самими собой, но не способны выбрать свое «Я».

Эта дилемма проиллюстрирована несколькими интересными диалогами. Где-то ближе к началу пьесы Пер Гюнт говорит Сольвейг, будто пребывая в какой-то фантазии: «Моя королевна взята была с бою! Теперь королевский дворец я построю», и берется за топор, чтобы приступить к строительству. На поляну выходит пожилая женщина, которая говорит: «Ну, Пер легконогий…» Здесь «легконогий» обозначает склонность Пера перепрыгивать с корабля на корабль, с пирса на пирс (получается такой невольный каламбур[147]), так никуда и не добравшись, нигде не оставшись и даже не достигая какого-либо места.

Пер Гюнт
Ты кто? Ты о чем?
Женщина
Давно мы знакомы, и рядом мой дом,
Соседи мы.
Пер Гюнт
Вот как? А я и не знал.
Женщина
Я дом возвела, чуть ты строиться стал.
Пер Гюнт (стремясь уйти)
Спешу я…
Женщина
Ты вечно, приятель, спешишь.

Эта вечная спешка куда-то и является выражением той дилеммы, которая перед ним стоит: стремление выглядеть свободным от женщины, оставаясь одновременно крепко привязанным к ней. Кривой[148] говорит о Пере: «Хранят его женщины; сладить с ним – трудное дело». А Пер просит Хельгу передать Сольвейг: «Ты ей скажи, чтобы помнила все же!» Чего же на самом деле хотят люди с личностью Пера Гюнта, так это не собственно женщину или любовь, а чтобы женщина всегда была его тылом, стояла за спиной, всегда была дома и служила основой той тянущейся к нему пуповины.

Заметим, что личность, для которой этот миф является своей частью, выглядит способной на большие и глубокие чувства. Такой человек постоянно выказывает сильные эмоции. Но нетрудно увидеть, что у него на самом деле нет настоящих чувств вообще. Тех женщин, которых Пер Гюнт вроде бы любит – сначала Ингрид, позже Анитру, он бросает с легкостью щелчка пальцев. Получается так, что в каждый момент своей жизни у него нет совершенно никаких подлинных отношений. Его чувства вспыхивают, как петарды: большое и красочное шоу кончается так же быстро, как гаснут эти петарды. Его действия не приводят ни к чему: ни одно из его многочисленных движений не выливается в эмоции[149]. Пер Гюнт мотается по всему миру, но все время остается на одном и том же месте.

Кажется, что с точки зрения своей сексуальности Пер Гюнт может получить все, что захочет: от чужой невесты Ингрид до девиц-троллей. Но если человек отличается таким поведением навязчивой природы, то он уже никогда не сможет остановиться или даже чуть притормозить. Этому есть две причины: первая – навязчивые действия смягчают и притупляют тревогу. А вторая – если такой человек вынужден притормаживать, то он неизбежно вступает в конфликт с самим собой, что максимальным образом усиливает его тревожность. Важным моментом является то, что навязчивая деятельность у личностей типа Пера Гюнта никогда не происходит ради самой себя, никогда не направлена на получение удовольствия, радости, обретение силы. Она всегда подчинена стремлению к бегству: такой человек со всей прытью несется прочь, чтобы избежать конфронтации с самим собой.