Взывая к мифу

В последний вечер он отправился на пляж и, растянувшись на песке, предался воспоминаниям. Все большие особняки на побережье уже позакрывались, и практически «нигде не видно было огней, только по воде неярким пятном света скользил плывущий паром». Америка цвела и процветала во всем благолепии этой великолепной загородной природы с ее величественными горами и плодородными равнинами.

И по мере того, как луна поднималась выше, стирая очертания ненужных построек, я прозревал древний остров, возникший некогда перед взором голландских моряков, – нетронутое зеленое лоно нового мира. Шелест его деревьев, тех, что потом исчезли, уступив место дому Гэтсби, был некогда музыкой последней и величайшей человеческой мечты; должно быть, на один короткий, очарованный миг человек затаил дыхание перед новым континентом, невольно поддавшись красоте зрелища, которого он не понимал и не искал, – ведь история в последний раз поставила его лицом к лицу с чем-то, соизмеримым заложенной в нем способности к восхищению.

Ник вспоминает о Гэтсби и его способности верить и изумляться.

Долог был путь, приведший его к этим бархатистым газонам, и ему, наверное, казалось, что теперь, когда его мечта так близко, стоит протянуть руку – и он поймает ее. Он не знал, что она навсегда осталась позади, где-то в темных далях за этим городом, там, где под ночным небом раскинулись неоглядные земли Америки.

Гэтсби «верил в зеленый огонек» подобно миллионам других достойных американцев. Но Ник знал, что это неимоверное будущее счастье «отодвигается с каждым годом. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда – завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки… И в одно прекрасное утро…»

Эта последняя фраза повисает в воздухе, она завершается не точкой, а многоточием. В тишине Ника на мгновение охватывает отчаяние. Он медлит. Есть ли во всем этом смысл? Существует ли какой-то принцип, какая-то мудрость, какая-то идея, которая сможет пролить свет на эту кажущуюся очевидной безнадежность, захватывающую американское сознание? Или мы обречены жить в мире, в котором никто не понимает смысла этой жизни? Ник пытается нащупать миф, который хоть что-то сможет высветить, как человек, который наощупь ищет выключатель, повернув который можно будет «включить сами небеса». Он ищет миф, чтобы смягчить эти непрестанные провалы; миф, который сможет выделить из «вечного возвращения»[122] что-то, что мы – человеческие создания – смогли бы сносить и выдерживать; миф, который сможет привнести смысл и значимость в наше абсурдное существование. Далее Ник добавляет в повествование последнюю строку, точнее, абзац, который играет роль постскриптума:

Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое.

Миф о Сизифе

Этот миф родился в момент отчаяния, он и нов, и стар, как сам мир; это единственный миф, который полностью соответствует ситуации, кажущейся абсолютно безнадежной. Это миф о Сизифе. Это единственный миф, который совершенно противоположен американской мечте; он отрицает прогресс, не ведет никуда вообще; кажется, что он – о повторении каждый день одного и того же поступка, о постоянном, монотонном, в поте лица своего труде.

Это все так, но только если вынести за скобки одну критически важную деталь. Сизиф все-таки остается способен на одно: он может осознавать каждый миг своей драмы, проистекающей из его конфликта с Зевсом, драмы между самим собой и своей судьбой. Это совершенно человеческое отношение к происходящему делает его реакцию на это происходящее кардинально отличной от мрака темной ночи на горе, по которой он катит свой камень.

Будучи наказанным Зевсом за обман богов, Сизиф так описывается Гомером:

Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью:
Тяжкий камень снизу обеими влек он руками
В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,
Камень двигал он вверх; но едва достигал до вершины
С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой
Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень[123].

В самом деле, Гомер говорит нам, что «бедный Сизиф» мог слышать «чарующие звуки, услаждавшие его слух», которые лились из флейты Орфея, игравшего на ней в царстве Плутона[124]. Иногда миф о Сизифе интерпретируется как отражение движения по небу солнца, которое каждый день поднимается вверх, достигая своей высшей точки, а затем обязательно скатывается вниз. Нет ничего более важного для человеческой жизни, чем это движение солнца по кругу.