Взывая к мифу

Конечность нашей жизни несет в себе некое странное очарование. Абрахам Маслоу после инфаркта написал мне: «Моя река [река Чарльз, которая протекает рядом с задним крыльцом его дома] никогда не была столь красивой, как после моего инфаркта. Интересно, могли бы мы, люди, любить – и любить так страстно, если бы знали, что никогда не умрем». Это еще одно достоинство смертных: мы знаем, что это значит – любить друг друга. У нас есть способность к страстной любви, потому что мы все когда-нибудь умрем.

Я вспоминаю одну из своих прогулок вместе с великим теологом и философом Паулем Тиллихом, когда ему уже было под восемьдесят и оставалось не так уж много лет жизни.

«Пауль, – спросил я, – вы боитесь смерти?»

Отвечая на этот вопрос, он не изменил своего выражения лица: «Да. Каждый этого боится. Никто еще не возвратился, чтобы рассказать нам».

Я продолжил: «А что такого есть в смерти, чего вы боитесь?»

Он ответил: «Одиночество. Я знаю, что более никогда не увижу моих друзей и мою семью снова».

Что бы ни произошло с нами после смерти – как сказал Тиллих, никто еще не возвратился, чтобы рассказать нам, – у нас есть стимул, проистекающий из того факта, что мы знаем: нам осталось только еще несколько лет жизни на этой земле. Знание о своей смертности заставляет нас использовать возможности этих нескольких лет таким путем, который пролегает через самые значимые глубины наших сердец и сердец наших близких. Как пишет Жироду, в нашей смертной природе заключены своя мучительная острота, энергия и реальная жизненная сила.

Самый известный пример выбора в пользу конечности своей жизни являет нам Одиссей: во время своего долгого плавания из Трои домой, когда после кораблекрушения он прожил семь лет с прекраснейшей нимфой Калипсо. Она предложила ему стать бессмертным, если он согласится навечно остаться с ней. Но его постоянно снедало желание вернуться домой, к Пенелопе.

Афина – богиня, заботившаяся о семье Одиссея, упрашивает Зевса послать Гермеса, чтобы приказать Калипсо отпустить Одиссея. Когда же Гермес прилетает на тот остров и передает приказ Калипсо, ее охватывает гнев:[230]

Боги ревнивые, сколь вы безжалостно к нам непреклонны!
Вас раздражает, когда мы, богини, приемлем на ложе
Смертного мужа, и нам он становится милым супругом…
Ныне и я вас прогневала, боги, дав смертному мужу
Помощь, когда, обхватив корабельную доску, в волнах он
Гибнул – корабль же его быстроходный был пламенным громом
Зевса разбит посреди беспредельно-пустынного моря:
Так он, сопутников верных своих потеряв, напоследок,
Схваченный бурей, сюда был волнами великими брошен.
Здесь приютивши его и заботясь о нем, я хотела
Милому дать и бессмертье, и вечно-цветущую младость.
Ей отвечая, сказал благовестник, убийца Аргуса:
«Волю Зевеса уважив, немедля его отошли ты,
Или, богов раздражив, на себя навлечешь наказанье».

Так отвечав, удалился бессмертных крылатый посланник.
Светлая нимфа пошла к Одиссею, могучему мужу,
Волю Зевеса принявши из уст благовестного бога.
Он одиноко сидел на утесистом бреге, и очи
Были в слезах; утекала медлительно капля за каплей
Жизнь для него в непрестанной тоске по отчизне; и, хладный
Сердцем к богине, с ней ночи свои он делил принужденно
В гроте глубоком, желанью ее непокорный желаньем.
Дни же свои проводил он, сидя на прибрежном утесе,
Горем, и плачем, и вздохами душу питая и очи,
Полные слез, обратив на пустыню бесплодного моря.
Близко к нему подошедши, сказала могучая нимфа:
«Слезы отри, злополучный, и боле не трать в сокрушенье
Сладостной жизни: тебя отпустить благосклонно хочу я».