Взрыв в бухте Тихой

— Коль, так ты подежуришь за меня? — окликнул он матроса Лиходеева.

— Об чем разговор?! Сказано — сделано, — ответил Лиходеев и отложил книгу. «Двигатели внутреннего сгорания», — прочитал Павел надпись на обложке и улыбнулся, вспомнив шутку моряков катера: «Изо всех книг Лиходеев признает только те, в которых говорится о технике».

— Тогда пойдем, доложим боцману.

— Есть!

Миг — и Лиходеев выскочил на палубу.

Боцмана погранкатера мичмана Корбута они нашли на корме. Негромко насвистывая какую-то песенку, он проверял стопоры бомбосбрасывателя. На матросов он не обратил никакого внимания — взглянул мельком и продолжал заниматься своим делом.

— Разрешите обратиться, товарищ мичман? — спросил Рябинников.

— Слушаю, — не поворачивая головы, ответил мичман.

— Разрешите мне пойти на концерт.

Мичман отложил инструмент, вытер паклей руки, расправил согнутым пальцем усы.

— На концерт, значит. А дежурить кто будет, дядя?

— Матрос Лиходеев меня подменит.

— Подменю, товарищ мичман, — подтвердил матрос.

— А самого что, концерт не интересует?

— Сегодня концерт симфонический музыки, а вы же знаете, что я в ней разбираюсь, как баран в апельсинах, — полушутя-полусерьезно ответил Лиходеев. — Да и дружка надо выручить. Я уж лучше сейчас репортаж из Москвы о футбольном состязании послушаю.

Боцман снова тронул пальцем усы, упрекнул шутливо:

— Репортаж!.. Сами-то когда играть научитесь?

Больное место затронул мичман. Лиходеев считал себя прирожденным футболистом, в команде отряда он был центром нападения. А вот вчера пограничники проиграли морякам-подводникам.

— Понимаете, товарищ мичман, нужно было бы нам…

Рябинников по опыту знал, что разговор о футболе может длиться без конца, а так как до начала концерта оставались считанные минуты, он снова спросил:

— Так разрешите, товарищ мичман?

— Что с вами сделаешь? Идите!

— Есть! — радостно ответил Рябинников и бросился к трапу.

— Постойте! — окликнул его мичман. — Билет есть?

— Как-нибудь достану!..

— Где вы там его достанете, когда концерт вот-вот начнется, — ворчливо проговорил мичман, роясь в нагрудном кармане кителя. — Нате! — протянул он билет. — Все равно мне сегодня идти некогда.

У Рябинникова от радости даже глаза заблестели.

— Спасибо, товарищ мичман! — гаркнул он.

— Ладно, ладно… Опоздаешь, тогда будет «спасибо»…

— Успею!

Моряк, минуя трап, соскочил с катера на причал, вскоре его белая форменка уже мелькала около проходной.

И все-таки Рябинников опоздал. Когда он пробрался на балкон и тихонько устроился в задних рядах, концерт уже шел. Симфонический оркестр исполнял что-то незнакомое, и как Павел ни вслушивался, никак не мог уловить мелодии: музыкальные фразы то и дело прерывались, нагромождались одна на другую. Когда оркестр кончил, Павел похлопал больше из вежливости, чем от души. По-видимому, вещь не понравилась большинству присутствующих: аплодисменты были жиденькими.

Вторым номером исполнялась последняя часть Второй, Богатырской симфонии Бородина. Первые же могучие звуки захватили Рябинникова. Он сидел, ничего не видя, казалось, что музыка как-то приподнимает его, он словно куда-то идет, даже не идет, а летит, и ему хочется сделать что-то хорошее, большое…

Рябинников очень любил музыку, неплохо играл на нескольких инструментах. И с первых же дней службы гидроакустиком на катерах морпогранохраны он стал одним из самых активных участников художественной самодеятельности. Ни один концерт не проходил без старшего матроса Рябинникова: он исполнял русские народные песни на балалайке и мандолине, аккомпанировал на баяне своим товарищам-солистам, выступал в составе оркестра народных инструментов.

В гарнизонном клубе было пианино. Сначала Павел с опаской подходил к этому инструменту, но вскоре овладел и им. Стоило ему услышать по радио какой-нибудь новый мотив, смотришь — и уже разучил его на рояле.

— Тебе нужно сразу же после службы в консерваторию идти, — говорили Павлу его друзья. — С таким слухом будешь знаменитейшим музыкантом!..

По правде сказать, о консерватории Павел раньше не думал. Мало ли на свете людей, умеющих играть на музыкальных инструментах! Только в селе, где Павел родился и жил до службы, есть с десяток хороших баянистов, да и у его отца, Ивана Рябинникова, на любом инструменте любая мелодия получается — хоть песня, хоть плясовая. Однако он о консерватории и не мечтал: работал в колхозе и неплохо. Несколько лет назад Правительство наградило его орденом Ленина.

И у Павла такой же путь в жизнь намечался. А вот сейчас вспомнились советы товарищей, и ему так захотелось учиться, а потом написать такую же могучую музыку, только чтобы в ней слышалось, жило величественное, грозное, ласковое, вечно волнующееся и вечно что-то обещающее море…

— Личный состав ноль шестнадцатого на корабль! — прозвучало в зале.

Рябинников поднялся и бросился к выходу. Через несколько минут он был уже на катере.

— Не удалось концерт дослушать? — встретил его у трапа Лиходеев.

Павел только рукой махнул.

* * *