— Мы минеры, — басил Коваль. — Чего же я буду все время ручку компрессора крутить!
«Минеры и под водой нужны», — подумал тогда Рыбаков и попросил лейтенанта Обуховского обучить моряков водолазному делу.
— Работы много, они лишними не будут, — сказал он.
Обуховский согласился, но оказалось, что у Кузьмина побаливает правое ухо.
— Под воду, сынку, только здоровым можно, — утешал Кузьмина Довбыш. — Чуб у тебя гарный, а вот ухо… Да який из тебя водолаз? Тонкий… хлипкий… Пидеш под воду, а там еще какая-нибудь тварюга, вроде бычка, тебя хвостом зашибет…
— Напрасно вы так, — вступился за матроса Бондарук. — Ведь он недавно мину уничтожил… — и рассказал, как было дело.
Мичман хмыкнул, пристально взглянул на Кузьмина.
— Да я ничего, я так… Хлопчик он, мабуть, гарный. Та вухо ж!..
Делать нечего, пришлось согласиться с доводами мичмана. Так Кузьмин стал временно исполняющим обязанности кока, и, надо сказать, иногда у него обеды получались неплохими, только дозировку соли он не всегда соблюдал. Но это скрашивалось пряным запахом дымка.
Теперь уже Коваль подтрунивал над своим товарищем. Однако Кузьмин в долгу не оставался. Добавку Ковалю он подкладывал всегда с ехидными шуточками. Вот и сегодня за завтраком, вторично накладывая плова своему другу, Кузьмин говорил:
— Не следовало бы тебя так кормить. Растолстеешь, в водолазную рубаху не влезешь…
— Ладно, не скупись, — миролюбиво отвечал Коваль. — Я сейчас под воду иду. Не святым же духом я буду там питаться…
Через несколько минут водолазный бот вышел на середину бухты. Лейтенант Шорохов на носу бота перечитывал наставление по водолазному делу; на корме мичман Довбыш готовил к спуску водолазов.
— Ну кто так рубаху складывает! — доносится ворчание мичмана. — Наберут во флот хлопчат, хоть детский сад видкрывай… И чем только думают?..
— Товарищ мичман, вы давно служите? — услышал Шорохов вопрос Коваля.
— Мабуть, раза в два побольше, чем ты живешь.
— И все время в море?!
— С морем я ще пацаном породнився. Родился я в Николаеве. Город на полуострове стоит: с одного боку Ингул тече, а с двух — излучина Южного Буга охвачуе. Куды не пойди, всюду вода. Батько у мене работал на Французском заводе, в то время так судостроительный завод называли. Мне еще десяти не минуло, когда вин помер, а через год мать устроила меня кухаренком на рыбацкий дубок.
— Это что-то вроде кока? — спросил один из водолазов.
— Ну хай буде коком, — согласился Довбыш, — но меня просто кухаренком звали. Помню первый день! — и по голосу Виктор почувствовал, что Иван Матвеевич широко улыбнулся и по привычке покачал головой. — Тогда на Арбузной пристани, так называли рыбацкие причалы, расположенные между портом и заводом, вместо столовой было десятка полтора летних кухонок, открытых печек, на них рыбаки обид соби готовили. Поставив мене шкипер до одной такой печки.
— Вари, — каже.
Я растопил печку, начистил картошки, в общем, сделал все, как положено, стою, жду, коли закипать начнет. А неподалеку ще килька пацанов, трохи старше мене, обед готовили. Вот один из них подзывает меня.
— Новичок? — пытае.
— Новичок…
— Варить вмиешь?
— Научила мать…
— А у меня вот щось не получается. Пересолю да и только. Ну-ка, попробуй, как сейчас…
Он не спеша нашел ложку, вытер ее, открыл казанок, зачерпнул супу. Попробовал я.
— Добре, — говорю.
— А ну-ка со дна, — и снова зачерпывает, та помалу так, а сам все мимо меня куда-то поглядывает.
Попробовал я и со дна, похвалил.
— Ну иди, — говорит, — спасибо.
Направился я к своему казанку, а тут и шкипер подходит.
— Как обед? — спрашивает.
— Варится…
— Дай-ка попробую.
— Та вин ще не кыпив…
— Ничего, посмотрю, что там у тебя. Открыл он казанок, а там лежит огромная, мабуть пятнадцятый номер, замызганная, рваная галоша.
Водолазы дружно расхохотались. Мичман продолжал:
— Подсунули мне хлопцы цю галошу, пока я пробовал у соседа посолен ли суп. То ж вин все время в сторону поглядывал! Пришлось мне тогда суп снова варить, да еще ложкой по лбу заработал. Ну, а вы що не одягаетесь? — прикрикнул Довбыш. — Чи письмове распоряжение чекаете?
— Я уже готов! — доложил Коваль. — Разрешите под воду?
— Идить!
Послышался шлепок ладони по медному шлему, затем забулькала вода.
На этот раз Коваль, едва успев спуститься под воду, сразу же обнаружил мину. Она отличалась от той, которую разоружил Рыбаков: была значительно толще, короче и в хвостовой части имела стабилизатор, как у авиабомбы.
— Мы с Алексеем Петровичем и таких в порядок приводили! — сказал Довбыш, выслушав доклад водолазов. — Разрешите, я спущусь, ее заарканю? — спросил он старшего лейтенанта Обуховского.
— Не разрешаю. Сначала нужно посоветоваться с капитаном третьего ранга.
— Да хиба ж я не знаю, що це таке!
— Не разрешаю! — повторил Обуховский.
…На этот раз врач проводила моряков к Рыбакову. Он лежал на кровати, читал книгу и делал на листе бумаги пометки карандашом. После операции он почти не изменился, только бледнее стало лицо да, может быть, глубже запали глаза.