Взращение грехов

— Именно потому, что я все знаю. Ни одной зацепки у Вано нет и не может быть. Ни одного шанса на освобождение. Любой суд гарантированно вынесет высшую меру наказания — пожизненное заключение. И никто не поможет несчастному.

— А вы согласны помочь?

— Безусловно. Сделать все, чтобы вытащить Тевзадзе. Вы должны понимать, как к нам относятся люди после этого случая. Для них ведь все кавказцы на одно лицо. Азербайджанцы, армяне, грузины, осетины, лезгины. В общем, все. На рынках уже говорят, что нужно гнать отсюда «чернозадых». Говорят еще более грубо. И боюсь, что такие настроения будут провоцироваться еще больше после возможного осуждения Тевзадзе. Тогда нам всем действительно придется отсюда уехать.

— Защищая Тевзадзе, вы думаете прежде всего о своих интересах, — заметил Дронго, — мне кажется, что это не совсем честно. Ведь он не был членом вашего преступного клана?

— Не был, — согласился Саакян, — он вообще старался держаться в стороне. Привез товар, получил деньги, уехал. Никаких лишних встреч, никаких лишних разговоров. Я только после его ареста узнал, что он был еще и осведомителем уголовного розыска. Но здесь у меня к нему нет никаких претензий. Он ни разу никого из наших не сдал. А сдал только один раз двоих «беспредельщиков», которые кустарно планировали нападение на банк. Если бы не Тевзадзе, эти двое отморозков могли бы устроить кровавую бойню. Нет, у нас к нему нет никаких претензий. Он человек опытный. Знает, что можно говорить, чего нельзя. Два раза в колониях сидел. Когда я узнал, что его в камере избили, я думал, что всех уродов, которые его били, накажу. Потом понял, что нельзя и здесь вмешиваться. Формально он был стукачом, а мы не имеем права таких защищать. В общем, вы уже поняли: все смешалось в один клубок. И все наши проблемы сейчас завязаны на этом судебном процессе. Если вдруг случится чудо и Тевзадзе оправдают, то это будет самым лучшим результатом. Но если его посадят, последствия будут просто непредсказуемыми. Хотя я почти убежден, что его наверняка посадят. Никаких других вариантов я пока не вижу.

Саакян взял свой бокал с коньяком и сделал несколько глотков. Поставил бокал на столик.

— У нас уже начались очень большие неприятности, — честно признался он, — исчез курьер, которого послали сюда из Ингушетии. Месяц назад прислали, а он словно в воду канул. И теперь мы все ждем, когда здесь появятся его друзья, которые попытаются выяснить, куда и как пропал их курьер. Хорошо, если эти разборки не превратятся в настоящую криминальную войну всех кланов. Мы этого не хотим. Но и удержать других от войны мы не сможем.

Марлен Ашотович даже вздохнул, словно заранее сожалея о тех жертвах, которые могут быть в этой войне.

— Вам нужна наша помощь? — уточнил он.

— Пока нет, — ответил Дронго, — но вполне вероятно, что она может понадобиться. Хотя не стройте иллюзий. С бандитами я обычно не работаю. Слишком противно.

— Вы смелый человек, если смеете так разговаривать со мной, в моем доме.

— Я всего лишь излагаю вам свою позицию, — возразил Дронго, — если у меня появится хотя бы один шанс, чтобы помочь вашему знакомому, я его использую и без вашей помощи. И без ваших денег. Я обязан помогать людям.

— Патетические слова, — поморщился Саакян, — давайте не будем об этом вспоминать.

— И тем не менее это действительно так. Один из английских королей говорил, что он в ответе за всю красоту этого мира. Может, и я чувствую нечто подобное?

Услышав эти слова, хозяин дома снова улыбнулся. Во второй раз протер стекла своих очков.

— Дело в том, что сам Проталин никогда не был ангелом, — пояснил Марлен Ашотович, — он тоже был встроен в систему тех взаимоотношений, которые определяли наш бизнес и нашу деятельность. Но Тевзадзе совсем другой случай. Он никогда не занимался подобными делами. Купить, достать, продать, приобрести, отнести, договориться, перепродать — вот основные направления его деятельности. Говоря языком старого уголовного мира, он был барыгой, а никак не членом наших организаций. У них с Майдановым был свой бизнес. Достаточно чистый и непротивозаконный. Они могли делать деньги в своем мебельном комбинате. Должен сказать, что некоторые мелкие группировки пытались на них наехать, но Майданов достаточно сильный и независимый человек. Он быстро пресек такие попытки. В городе знали все, что он никому не платит. Принципиально. А Тевзадзе именно поэтому согласился сотрудничать с милицией, чтобы вообще исключить всякую возможность наезда. Можно сказать, своебразное разделение труда. Майданов защищал комбинат от возможных рэкетиров, а Тевзадзе — от милиции. Хотя и те и другие, по большому счету, хотели только одного — получить свою долю в их комбинате. Но когда у человека есть его дело, к тому же чистое и честное, отнять его почти невозможно. Ведь платят обычно люди, которым есть чего бояться. Они не могут обратиться за защитой к милиции и соглашаются на своеобразную защиту наших людей.