Взорвать Манхэттен

Я даже опешил от такого внезапного и пронзительного озарения, словно опьянившего меня, а после, будто встряхнувшись, с ироничной любезностью пожал ее руку. И поймал на себе изучающий взгляд. В нем было естественное любопытство к чужаку, инстинктивный интерес к особе иного пола, которая в диковинку в привычном мире, но в следующий миг мелькнуло нечто еще… И тут мне показалось, что в этом взгляде дрогнуло: «неужели?»

Но, прежде чем хоровод всяческих непричесанных мыслишек не повел меня ложным путем залетного ловеласа, я придал своей физиономии застенчивую отчужденность. Впрочем, как мое актерство выглядело со стороны, не знаю. Одно я уяснил точно: рассчитывать на быструю победу над этой девочкой не приходилось. То есть, в смысле физической близости я как раз почувствовал вероятности. Но они ничего не значили. А вот стать необходимым и единственным для нее, было задачкой каверзной.

Она не сводила с меня испытующего, даже слегка испуганного взгляда, от которого во мне поднималась сладкая, как тающая сахарная вата, волна взаимного понимания друг друга и первой божественной влюбленности. Мы словно застыли одни в этом мире, поедая друг друга глазами, а все окружавшее стало блеклой, неясной декорацией. Лишь отстраненно доносилось щебетание Барбары, подливающей нам чай, что, дескать, теперь мы будем жить вместе; что я, пускай и иностранец, выполнял важное государственное задание этой страны, и теперь нахожусь в отпуске…

- Так ты что, шпион? – сорвалось с губ Нины, словно плевок. А взгляд тут же померк, заволокшись брезгливым предубеждением.

«Шпион» прозвучало как «вор». Кстати, вполне равнозначные понятия.

Крах начавшейся любви. Аборт после минуты зачатия. Несостоявшаяся теща, роковая разрушительница судеб. Глупая болтушка.

Барбара, ты же убила сейчас своих внуков и всю свою будущую династию аристократов, мечтавших, наверное, породниться с территориальными потомками Рюриковичей…

- Я не шпион, - произнес я надменно. – Я – солдат. И, кстати, тетя Барбара, завтра мне надо снять швы. Меня задело осколками. Кто-нибудь здесь умеет это делать?

- Извини, Роланд, - зардевшись, произнесла Нина. После, неопределенно пожав плечами, отвела взгляд. А Барбара, с покровительственной улыбкой разведя свои царственные руки, пояснила:

- Ты, наверное, знаешь… дядя Генри работал в ЦРУ. Нина терпеть не может его прошлых сослуживцев. Я, кстати, тоже. Не знаю, вмонтированы ли здесь их омерзительные микрофоны, но я еще и еще раз повторяю: это низкие, нечистоплотные люди. Обман, шантаж, любая гнусность – норма их жизни. А любое проявление жалости, бескорыстия, любви, наконец, - патология. Каким образом мой Генри мог там служить – загадка. Впрочем… Нет, он просто сильный человек. И мудрый. Мне бесконечно жаль, что ему приходится и сейчас иметь дело с этой публикой. А, кстати, где тебя ранило?

- Россия, Кавказ… - промямлил я.

- И что ты там делал?

В глазах Нины вновь появился интерес. Но такой, вежливый.

- Консультировал… - ответил я с подчеркнутой неохотой.

- Ну, и не надо тебе туда больше, - подвела итог Барбара, вставая из-за стола. – Завтра съездим в госпиталь, тебя осмотрит врач. А сейчас – в магазин. Ты перепугаешь всю округу своей ужасной формой. Нина, ты составишь нам компанию? Вернее, ты должна ее нам составить. Мои вкусы несколько старомодны, а ты подскажешь, что ему подойдет. И еще: займись его английским!

Ни малейшего восторга слова родительницы в Нине не вызвали. Любовь, похоже, и в самом деле вошла в дверь, ведущую на выход. Если в ней и возник какой-то порыв, его скомкал привычный скепсис. Бог ведает, откуда в ней взявшийся. Но явно преобладающий в ней над легкомысленными чувствами.

Впрочем, я не терял надежды.

На том же самом лимузине, оказавшимся, как мне разъяснили, переделанным в автобус «роллс-ройсом», мы, попивая холодное шампанское из бара, покатили в огромнейший магазин, где для моей милости накупили две корзины всяческих шмоток и пакет бытовой мелочовки. При этом моими вкусами мало кто интересовался, да я особенно и не выступал с предложениями, покладисто мыча и тараща глаза на растущую груду своего будущего гардероба.

Неподалеку от кассы, на длинном столе, сортировали костюмы двое служащих. Я не без любопытства прислушался к их разговору:

- Тебе надо учить английский язык! - наставлял чернокожий парень своего напарника - рыжего, худенького парнишку.

- Да я… британец! - возмущенно пыхтел тот.

- Сам слышу, что ты иностранец, о том и речь…

- По-моему, мы купили все, что надо, - отвлекла мое внимание Барбара.

Увидев финальный счет, я невольно переменился в лице, но она, выставив вперед ладошку, заверила меня, что все, дескать, «о’кей» и мое дело здесь сторона.

Я, покорившись дамам, горячо обсуждавшим качество кройки и шитья, смиренно подумал, что недалек тот миг, когда данный счетик мне пристрочат суровой ниткой к заднице и не пора ли, впервые оказавшись на свободе, сдернуть куда-нибудь подальше, но только куда? Мираж, в котором я пребывал, мог в любой момент бесследно растаять.