Взорвать Манхэттен

Я проходил, стыдясь своих солдатских башмаков, по вощеному широкому паркету сквозь анфилады каких-то комнат, меня представляли шмыгающей тут и там прислуге, почтительно мне кивавшей и вежливо пожимавшей руку; пару раз я наткнулся на каких-то коротко стриженых типчиков в костюмах и с наушниками в ушах, - эти мне были близки и понятны, эти, или подобные им, со мной, видимо, в итоге и разберутся…

Затем меня познакомили с шустрым мальчуганом, рассмеявшимся над моим неуклюжим английским и тут же с гиком умчавшимся по коридору к неведомым забавам; после я оказался в гостиной за столом.

Меня накормили пищей, о существовании которой я не подозревал: прозрачная слюдянистая лапша с побегами бамбука, диковинная рыба в диковинном соусе и с диковинными овощами, а может, овощи на самом деле были фруктами; свежевыжатый сок какого-то тропического плода и, что я распознал доподлинно, - сливочно-земляничный торт.

Из пояснений толстой пожилой негритянки, прислуживающей мне, я уяснил, что это очень качественная и полезная для здоровья еда. Но тут и пояснений не требовалось, одного взгляда было достаточно.

Барбара, сидевшая за столом напротив, смотрела на меня с симпатией и интересом, задавая вопросы о моей семье, работе и планах на будущее. Ответить ей что-либо конкретное я не мог, отделываясь уклончивыми фразами и, в итоге, виновато сослался на свое неважное знание английского, что было чистейшей правдой. Я и в самом деле понимал ее наполовину, если не на треть.

После такого заявления в глазах ее появилось сочувственное понимание моей недоразвитости, что через секунду сменилось некой догадкой.

- Сейчас приедет Нина! – сообщила она с подъемом в голосе. – Моя дочь. Вот кто будет учить тебя языку, как я сразу не сообразила! И мы вместе поедем за покупками. Генри сказал, чтобы мы тебя приодели. Да! – пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Наверное, это была лучшая из всех комнат, в которых я жил в течение своей жизни.

Широченная кровать с парчовым покрывалом, огромный телевизор со спутниковой приставкой, пухлые кресла, зеркальный шкаф, встроенный в стену, и ванная комната с джакузи, сотней полотенец на полках, паровой кабиной и сантехническими агрегатами.

В предоставленном мне в единоличное пользование санузле могло бы комфортно поместиться и освежиться все мое боевое отделение. Кому, увы, это теперь не требовалось. И кто здесь был никому не интересен. Да и мало кому интересен в той стране, за которую они полегли.

А я сейчас жил за них. И даже, уверен, за их счет. Оставалось надеяться, что сейчас они в достойном окружении тех, кто так же, как и они, пал за Родину. Сколько их, этих павших, в долгих российских веках? Но они - одно целое.

- Мы должны купить тебе одеколоны, бритвы, словом, все, что сочтешь нужным, - говорила между тем Барбара, увлекая меня обратно, в небольшой холл перед моей комнатой, в простенке которого стоял огромный стеллаж с толстенными прозрачными полками, заполненными потешными фигурками из хрусталя и цветного стекла.

Присмотревшись, я понял, что это всевозможные клоуны, - в разных нарядах, позах, с собачками, шариками, котятами и цветочками. Верхнюю полку стеллажа венчала бронзовая фигура какого-то индийского божка, восседавшего на троне.

– Это – коллекция Генри, - пояснила хозяйка дома. – Он собирает ее более двадцати лет по всему миру. По-моему, таким образом он убивает время в чужих городах, шляясь по разным стекольным лавкам. Но все равно симпатично, не правда ли? Кстати, теперь эта коллекция стоит уйму денег!

Я промямлил, что коллекция действительно великолепна, хотя, как прикинул, предложи мне ее, вряд ли взял бы и даром, а широченный стеллаж наверняка бы занял половину спальни в моей московской квартире. Что же касается особняка, то, достанься мне таковой, вряд ли я смог бы жить в пугающей громаде подобных пространств.

Мы вновь вернулись в гостиную, напоминавшую тронный зал, и уселись пить чай, когда в дверях появилась простецки одетая девушка: в босоножках, художественно изодранных джинсах и простенькой майке. Первое, что отметил мой взгляд – отсутствие на ней бюстгальтера. Впрочем, для ее крепкой груди, чьи соски выпирали на легкой ткани, никаких предметов поддержки очевидно не требовалось.

Я сразу понял, что это та самая Нина. В меру худенькая, высокая шатенка с косичкой-хвостиком, перехваченным заколкой. Губы ее были чувственно и призывно пухлы. Чем-то она напоминала Барбару, буквально сиявшую своей женской породистой зрелостью, но была еще по-девичьи хрупка, а слегка выдающиеся скулы и ясные серые глаза, в которых сквозило упрямство, выдавали явно критичный склад ума и даже некоторую недоброжелательность ее натуры, что невольно укололо меня и заставило подобраться. И еще. На меня накатила какая-то непонятная тревога. Но в ней не было предощущения опасности. И в следующий миг дошло, что, возможно, судьба свела меня с той, что и станет частью судьбы…