- Не угадал, - вяло пожимая его руку, сказал Юра. – Там тебя за бабки в кресло начальника ментовки не усадят, и статую Брежнева на Брайтон-бич не поставят. У них там своих героев хватает, кому почести оказываются. Они, я вам скажу, себя уважают. Только мы для них – хлам. И на их территории, и на этой…
- Для них все хлам, - пробормотал Квасов рассеянно. – Слышь, Леня, ты, фокусник, куда водяра-то делась? Это как ты успел?
- Чекушка у нас еще, - успокоил его тот нейтральным тоном. – Я открою, ты сиди…
- Во, артист… - развел руками Геннадий.
- Ничего, китайцы им еще врежут! – пообещал лысый Леня, роясь в пакете. – Это такая нация… Я наливаю, а, Гена?
- Они и нам врежут, ты не беспокойся, - в свою очередь посулил Жуков.
- У них даже евреи не выживают, - со значением сообщил Леня. – Зараза, пробка какая тугая, пассатижи нужны… А, нет, пошла… Ну, будем!
- Кстати, насчет евреев, - сказал Квасов. - Я тоже лет семь назад собирался в эмиграцию. В Израиль. Но не вышло.
- Ты ж не еврей… - удивился Жуков.
- В том и дело. Но меня научили. Я когда паспорт менял, указал национальность в анкете: «иудей». Прихожу за документом, а там написано: «индей». Ну, я к начальнику паспортного стола: чего, вы, мол, написали? Он уставился, пьяная морда, в паспорт и говорит: ну, индей, значит, индей, чего надо? Я говорю: надо, чтобы стояло «иудей». Он говорит: в смысле? Я говорю: ну, еврей, то есть. Тут до него дошло. Но как-то смутно. Бланков, говорит, нет, но сейчас все исправим, идите к секретарю, там ждите. Я жду. Приносят паспорт. Раскрываю. А там приписочка: «…из евреев». В общем, «индей из евреев».
- И чего? – спросил Леня.
- Да ничего, - отмахнулся Квасов. – Правду, я понял, не найти. Плюнул и ушел. А потом дела навалились, какая там эмиграция! Да и напугали меня: могут запрячь в армию… Мне надо? Ты-то чем здесь заниматься намерен? – спросил он Юру.
- Может, в такси… Может, на стройку… - пожал плечами Жуков. - Паркет я там научился класть. Шов в шов.
- Для этих профессий здесь своя эмиграция имеется, - сказал Квасов. – Бывшие братские народы Эссе-се-сер. Э, Ленька, ты чего без нас-то хлебаешь, змееныш?
- У вас все разговоры умные… - вздохнул Леня, пожав плечами.
- Да пусть человек выпьет, если душа просит, - сказал Жуков. - А ты где и кем?
- Свободный предприниматель, - ухмыльнулся Квасов. – Так… Всякие делишки. Я ж на оборонном заводе работал, - поведал грустно. – Ну, фрезеровщик шестого разряда, потом классным лекальщиком стал, а что такое лекальщик? Высшая каста! Ловля долей микронов! И что? На заводе теперь пивной склад, куда станки делись – загадка, на лом пошли разве? На лом, точно! К ним умные руки нужны, а эти руки тоже на лом выброшены. Кстати, у нас один токарь в Штаты подался и пристроился там – будьте-нате! С ходу взяли!
- А вот ты зря не уехал, – икнув, скорбно качнул головой Леня, склонившийся над жестяной банкой с красной икрой, откуда скаредно выковыривал осклизлой вилкой липкие алые шарики и тут же судорожно их поедал. – Жил бы сейчас, как мистер-твистер… - Его глаза, чьи зрачки сузились в две неподвижные точки, были менее выразительны, чем у дохлого ерша.
- А родителей больных куда деть? А язык? Да и вообще я русский… Этот вот… - кивнул на Жукова. – Юрка - он всегда авантюрист был. Еще в школе, помню… Подначил меня, хорек, по два дневника завести: один для родичей, другой - для учителей. Ну и раскрыли нас. Еще бы! Сплошные пятерки, дома нас зацеловывают, а в журнале – стаи «журавлей»… Месяца три кайфовали, а потом созвонилась завуч с мамами-папами и - конец афере! Идем из школы, а он говорит: все, хана, здесь не жизнь, выпорют и сгноят за учебниками; у меня есть двенадцать рублей, давай бежать в Турцию… На полном серьезе подбивал. До Батуми, мол, на крышах поездов доедем, а там - переплывем.
- Диссидент с детства! – клюнув носом, произнес Леня. Затем, двумя руками взяв опустевшие бутылки, уткнул их горлышки в свою рюмку. Глядя на стекающие со дна капли, восхищенно прошептал: - Великая вещь – сила тяготения… - Затем, неверной рукой выставляя тару под стол, сверзился с табурета и, попытавшись подняться, схватился на ручку холодильника, отлетев вместе с распахнутой дверцей прямо на колени Жукова, чудом удержавшегося на стуле.
- Готово дело, - угрюмо покачал головой Квасов.
- Ну, я пошел… - Леня встал, его качнуло, боком отнесло к плите, а затем он стал потерянно ощупывать стену, видимо, отыскивая в ней дверь, ведущую на выход.
Стараниями собутыльников выведенный из строя товарищ был препровожден в одну из комнат, помещен на диванчик и тут же надсадно захрапел, уткнувшись носом в прокисшую подушку.
- Часок продрыхнет, отойдет, - умудрено высказался Геннадий, возвращаясь с Юрой на кухню. – Пустой человечишка! Но так, кое в чем помогает…
- А ты чего, слесаришь? - спросил Жуков, наливая по стаканам сок из пакета.
- Так, частным образом.
- И чего именно?
- Разное… - прозвучал подчеркнуто-уклончивый ответ.
Замолчали, думая каждый о своем. Однако в размышлениях обоих несомненно общим было обреченное осознание безрадостности нынешнего бытия.