Поневоле Абу приходилось лгать жене, ссылаясь на источники в ЦРУ и говоря, что все ее родственники живы, хотя подверглись допросам и унижениям. Он обещал ей скорые вести от них, но, как бы горячо и убедительно ни звучали его слова, понимал, что верит она в них мало, и что вина за судьбы оставленных ей родных постоянно точит ее душу.
Однажды вечером, когда он ужинал на кухне, а Мариам стояла у плиты, опустошенное взаимное молчание нарушила горькая реплика жены:
- Нас наказывает Аллах…
И все. Больше она не сказала ничего. А он ничего не ответил, потому что знал, что это правда. И возразить этой правде - значило глупо, трусливо и, главное, безуспешно извратить ее.
Отныне их соединяла общая беда предательства, и она же отчуждала их друг от друга. Мысли были черны, а радости недоступны.
Он отвлекался лишь на работе, методично собирая и разбирая агрегаты, налаживая их, и всячески оттягивая время возвращения домой, где его ждет молчаливая жена и их общее - горькое и неотвязное осознание совершенного греха отступничества и заклания в жертву невинной родной крови. И что стоят их сытые жизни перед судом собственной совести? Ведь если раньше они оправдывались бегством из безжалостных когтей тирана, то сейчас винились очевидным малодушием и считали себя изгоями.
Солнечное пространство благолепной и плодородной Флориды сгущалось и сужалось в его сознании в угрюмую серую тесноту тюремной постылой камеры, безрадостной и окончательной, как могильная плита.
И когда отчаянию Абу, казалось, уже не было предела, когда он нешуточно задумался о самоубийстве, ему позвонили из Лэнгли, предложив срочно вылететь в Вашингтон.
Он даже не удосужился спросить о компенсации за пропущенные рабочие дни; звонок вселил в него надежду на какие-то смутные, но благотворные перемены, и он тотчас отправился в аэропорт, где, получив в кассе зарезервированный казенный билет, первым встал в очередь на посадку в самолет.
Провожавший его Эдвин, неторопливо почесывая свою белоснежную короткую бородку, обрамляющую широкое довольное лицо, посоветовал поскорее возвращаться: мол, что может быть краше нашего спокойного райского городка в тропической зелени и фруктовых деревьях? Его жизнь состояла из неторопливой возни в моторах, приносящей стабильный доход, рыбалок на озере, прогулок на океанской яхте, субботних выпивок в дискоклубе и поездок на бесчисленные распродажи.
Кивая согласно словам американца, Абу был устремлен в прошлое…
О, эти душные, пряные вечера в предместьях Багдада, пласты сладкого дыма из золоченых кальянов, кривой клинок над покорным горлом козленка в золотистых шерстяных кудряшках; багряная кожа гранатов в серебряных блюдах; светлые просторные одежды, чистая смуглая кожа и темно-карие живые глаза соплеменников; трепетный огонь очага и запах пустыни - зовущий и властный; жар мангала и плачущая листва олив; замшевый фиолет неба и тонкий дрожащий полумесяц; неровные темные камни древних четок в сухих и чутких пальцах, гибкие женские силуэты в лукавом танце; гортанность степенных возгласов; мудрый разговор правоверных, исполненный достоинства и традиций; и - колыбель вековой семьи - надежной и любящей, исполненной торжеством сообщества крови, земли и веры…
- На следующей неделе хочу покрыть натуральной черепицей крышу, - говорил Эдвин. - Мой дом будет самым красивым в городе. Вернешься, - убедишься. Нам вообще повезло, что мы поселились здесь. Покой, природа, если бы еще не летний зной… Кстати, в гараже у меня валяется исправный кондиционер, могу тебе подарить, поставишь у себя в ванной…
Американец и в самом деле полагал, что лучшего места для проживания не сыскать на всей планете, и единственное чувство, должное испытываться его обитателями - отдохновенная, всецелая благость…
При этом, что с удивлением уяснил Абу, он был предельно искренен и просто лучился умиротворением и убежденностью своего бесповоротно состоявшегося эго.
Бог даровал этому человеку непомерное счастье в его пребывании в земной юдоли. И Абу оставалось лишь отстраненно позавидовать этому безмятежному существу.
ЖУКОВ
На работу Жуков ехал в состоянии оцепенелой подавленности. Случилось то, что, в принципе, он ожидал в своих наихудших опасениях, но во что категорически не хотелось верить. Вчера, вернувшись домой с рыбалки, где провел выходные, он обнаружил на столе в гостиной записку, накарябанную Лорой. Смысл записки сводился к тому, что у Лоры случились неприятности с бизнесом, и она вынуждена срочно уехать в Чикаго, дабы разобраться там со своими недобросовестными компаньонами.