Идея эта зародилась у него еще в середине сентября, когда армии Эйзенхауэра были остановлены на немецкой границе западнее Рейна. Хотя в октябре американские 9, 1 и 3–я армии пытались возобновить наступление с целью «дотащиться», как выразился Эйзенхауэр, до Рейна, продвижение шло медленно и трудно. 24 октября после ожесточенного сражения 1–я армия захватила Ахен, столицу империи Карла Великого. Он стал первым немецким городом, захваченным союзниками, но американцы не смогли прорваться к Рейну. Тем не менее на своем фронте - севернее продвигались англичане и канадцы они изматывали в ходе боев слабеющего врага. Гитлер понимал, что, ведя оборонительные бои, он лишь оттягивает час расплаты. В его воспаленном мозгу созрел смелый и хитроумный план перехватить инициативу и нанести удар, который расчленит американские 3–ю и 1–ю армии и позволит прорваться к Антверпену, лишив Эйзенхауэра главного порта снабжения. Он позволит также разгромить английские и канадские армии на флангах вдоль бельгийско–голландской границы. Такое наступление, по его расчетам, не только нанесло бы сокрушительное поражение англо–американским армиям и отвело угрозу от немецкой границы, но и позволило бы затем повернуть войска против русских, которые хотя и продолжали наступать на Балканах, но были остановлены еще в октябре на Висле и в Восточной Пруссии. Стремительное наступление рассекло бы Арденны, где в 1940 году начался мощный прорыв и где, по данным немецкой разведки, стояли в обороне всего четыре слабые пехотные дивизии американцев.
Это был смелый план. Как считал Гитлер, он почти наверняка позволял захватить союзников врасплох и разгромить их прежде, чем они смогут прийти в себя[268]. Но в плане имелся существенный недостаток. Немецкая армия не только была слабее прежней, времен 1940 года, особенно в воздухе, но и имела дело с куда более находчивым и лучше вооруженным противником. Немецкие генералы не преминули обратить на этот факт внимание Гитлера.
«Когда я получил этот план в начале ноября, - заявил позднее Рундштедт, - я был ошеломлен. Гитлер не потрудился проконсультироваться со мной… Для меня было совершенно ясно, что наличных сил явно недостаточно для осуществления такого самоуверенного плана». В то же время, сознавая, что спорить с Гитлером бесполезно, Рундштедт и Модель предложили альтернативный план, который, возможно, отвечал бы настояниям верховного главнокомандующего перейти в наступление, но имел бы ограниченную цель - ликвидировать американскую дугу вокруг Ахена. У главнокомандующего немецкими силами на Западе почти не было надежд, что Гитлер изменит свое решение, и он предпочел послать на военное совещание 2 декабря в Берлине начальника штаба Блюментрита. Однако на совещании Блюментрит, фельдмаршал Модель, генерал Хассо фон Мантейфель и генерал войск СС Зепп Дитрих (последним двум предстояло командовать мощными танковыми армиями, предназначенными для развития прорыва) не смогли поколебать решимости Гитлера.
Все оставшееся время он стремился наскрести по Германии ресурсы для последней авантюры. В ноябре ему удалось собрать почти 1500 новых или восстановленных танков и самоходных орудий, а в декабре еще 1000. Для прорыва в Арденнах он сформировал почти 28 дивизий, включая 9 танковых, и дополнительно 6 дивизий для последующего удара на Эльзас. Геринг пообещал три тысячи истребителей[269].
Эта была внушительная сила, хотя и гораздо слабее, чем группа армий Рундштедта на этом же фронте в 1940 году. И направить ее на Западный фронт означало отказать в подкреплениях немецким войскам на Востоке, командующие которых считали, что они абсолютно необходимы для отражения ожидавшегося в январе зимнего наступления русских. Когда Гудериан, начальник генерального штаба, отвечавший за Восточный фронт, запротестовал, Гитлер сурово отчитал его:
«Вам нет нужды пытаться поучать меня. Я командовал германской армией в ходе войны в течение пяти лет и за это время приобрел больше практического опыта, чем любой господин из генштаба мог надеяться когда–либо получить. Я изучил Клаузевица и Мольтке, прочитал все труды Шлиффена. Я лучше разбираюсь в обстановке, чем вы».
Гудериан возразил, что русские вот–вот перейдут в наступление превосходящими силами, и привел данные о советских приготовлениях, на что Гитлер закричал: «Со времен Чингисхана это величайший блеф! Кто сочинил всю эту галиматью?»
На генералов, собравшихся в ставке фюрера в Цигенберге вечером 12 декабря, естественно без пистолетов и портфелей, нацистский верховный главнокомандующий, сгорбившийся в кресле, как вспоминал позднее Мантейфель, произвел впечатление больного человека: сутулая фигура, бледное отечное лицо, трясущиеся руки. Ею левую руку сводила судорога, что он тщательно скрывал. При ходьбе он волочил ногу.
Но дух Гитлера по–прежнему оставался неукротим. Генералы ожидали услышать оценку обстановки и изложение замысла предстоящего наступления. Вместо этого верховный главнокомандующий ударился в политические разглагольствования и исторические